Юрий Тешкин - Полковник

— А ну, не дергайся, Глеб! — обернувшись назад, закричал он грубо. — И так тяжело…

— А-а-а! — закричал директор. — Так-перетак-разэдак, — загнул такое, что в коридоре у аспиранточки упали очки и разбились. — Уберите, уберите, — страшно завыл директор, растопыренными пятернями от экрана закрываясь, — нет-нет… все остальные отключите, а этот не надо… о-ох… — И, поникнув весь, задрожал, заплакал он. — Да за что же мне такое, — обхватив голову, раскачивался он, — о-ох… да наказание…

— Дотащу, — мотал обледенелой, ничего не видящей головой Иван Федорович и опять уперся в стенку.

К нему поспешили рыжая сестра и полненький дежурный врач.

— Не трогать!! — закричал директор. — Не сметь к нему прикасаться… — И директор внезапно стал извиваться, корчиться, хохот раздирал его рот, а глаза пучились и краснели, потом зубы сцепились, заскрежетали и пена пошла.

К нему тут подскочили, накапали в мензурочку, ложкой разжали рот, влили. И он еще немного подергался и затих. Но положили его так, чтоб, как он жестами велел, виден был экран, и коридор, и человек ползущий. И вот вдруг сорвался директор, весь в слезах бросился опять к экрану:

— Брось, брось меня, Ваня…

Его схватили за плечи, стали оттаскивать, он вроде бы уже опомнился, по продолжал кричать:

— Ты ж не на войне… несчастный… да объясните же хоть кто-нибудь ему — где он! где я! где все мы!! В конце-то концов… вот еще… ха-ха-ха… о-о-ох…

Тут уж пришлось дать тройной укол, лишь тогда затих, только легкая дрожь по лицу пробегала да кое-где но щекам проступили желтовато-розовые некрасивые пятна.

А ползти и тащить становилось все тяжелее и тяжелее. Иван Федорович оглядывался — неужели один Глеб так тяжел, совсем к земле его пригнул, так давит. Нет, с радостью видит он теперь — не один Глеб сзади на нем держится… дорогую жену Марию узнает… дорогого учителя Нильса Бора, кого-то еще и еще… и всех тащить-вытаскивать надо! Спасать надо!! Всех!!!

Тупыми ножницами вкривь и вкось искромсаны все прежние мысли. Одна осталась — надо спасать! Всех, всех, всех! Тащить, тащить надо… из распада… который уже начался, ах, какой же это страшный распад, если б только кто-то знал… тащить, тащить надо… до конца… до этих… как их… из ковша Малой Медведицы по утрам выпадающих… пред…рас…пред… пусть наконец все их увидят… увидят и поймут, что так жить, как сейчас, нельзя… Глеб, Мария… никак нельзя… о-о-о…

А Мария звонила Глебу. Незнакомый голос вежливо попросил позвонить через полчаса. Глеб Максимович… м-м-м… куда-то вышли-с… Творилось что-то непонятное. Сжав виски, ходила Мария по комнате. Чужое, бесполое наползало на всю оставшуюся жизнь. Она изо всех сил сжимала виски.

Тамара Сергеевна завернула за угол, пробежала переулок, ей оставалось преодолеть лишь чахлый скверик и площадь перед Главными Воротами. Но она уже не успевала, с той стороны, с холма, походным маршем уже спускалась колонна зеленых беретов, за ней катились синие, из-за леса желтые уже показывались. Сейчас они появятся на площади, запрудят, отрежут Тамару Сергеевну от Ивана Федоровича. Все пропало!

— Стойте! — им закричала она и взмахнула на бегу кулачком. — Остановитесь, люди! Что вы делаете?! — Тамара Сергеевна широко раскрытым ртом хватала утренний воздух на бегу, полскверика уже осталось позади, но зеленые уже входили — их авангард, размахивающий зелеными знаменами, был ясно виден через распахнутые настежь ворота. — На помощь! — взвизгнула по-бабьи Тамара Сергеевна и схватилась рукой за горло, пуговки рванула. — Ах, боже ж, мой боже! Не успеть! Пропало все!

И тут какой-то лохматый или очень кудрявый человек с противоположной стороны площади наперерез устремился к воротам. Пот, стекающий на глаза, мешал Тамаре Сергеевне, ей показалось, что странный человек, что несся к воротам огромными прыжками, помогал себе при этом палкой. Но разглядеть не удалось, огромный, странно прыгающий человек этот уже исчез в проеме ворот, и неудержимой змеею вползающая зелень приостановила ход свой, зашипела. Или это шипение так уж почудилось бедной Тамаре Сергеевне, у которой от напряжения даже заломило в ушах. Она сбросила туфельки — ей все теперь мешало, — перебежала пустую площадь и очутилась у клиники. У дверей стоял с каким-то неопределенным выражением на лице Игорь Серафимович, вместо приветствия он зачем-то протянул ей какой-то цветок, похожий на ярко-красную букву «Ж». И Тамара Сергеевна, машинально схватив цветок, устремилась вверх по ступенькам.