Юрий Тешкин - Полковник

По это ж бытийно невозможно, чтоб так существовали, друг друга не замечая, два противоположных мира. Один в другом. Но, может быть, они лишь отражения один другого?.. Тогда какой же все-таки реальней? Может быть, на месте этой комнаты, где так сейчас спокойно, тихо, там — в отраженном — на этом самом месте шумный пляж? Или, скажем, взять человека, сейчас сидящего напротив, с лицом уверенно-спокойным, а потрясти, копнуть — наверняка ж на дне иль в закоулках души разыгрываются и бури, и трагедии. «А мы конем на это поле… — произносит после долгого молчания Глеб, — и-и… как вам нравится, маэстро? Такой отличный ход!» А ведь действительно, и как это Иван Федорович так глупо просмотрел, теперь мат в два хода, да еще и спертый мат! «А не хватай чужую королеву! — доволен Глеб, возбужден выигрышем, трет энергично руки и все повторяет с нервическим смешком: — А не хватай чужую королеву, не хватай… не хватай…» Королева… конечно… но там, вдали, среди тенистых твоих деревьев, уже доносится до тебя мелодичный звон браслетов, вот-вот и белое платье мелькнет… королева. Нет, просто любимая и желанная женщина, имя которой истина. И как слово «женщина» всегда состоит из трех слогов, и как всякая женщина — Мария, Тамара — состоит из трех слогов, два из которых наверняка правда и один посередине — ложь. Так и истина… где ложь всегда окружена правдой, всегда побеждена правдой. Это и есть истина. Ты слышишь звон браслетов на плечах желанной женщины, — чу! — легкие шажки, опять мелькнуло платье. «Ау, ау, Ванечка, где ты?»

— Иван, ты что — уснул? Тебе, старик, пора сдаваться, а ты…

— Ага… пора, пора…

— Или еще партийку, а? Реванш не хочешь?

— Да нет, не в реванше, брат, дело… нет, нет… всё не то…

И там и здесь проходит жизнь в одном и том же пространстве, но в разных как бы плоскостях. Два мира, каждый занят своим, другого замечать не желает да и не может. Больничные процедуры, свидания с женой, приходить, несмотря на его запрет, не переставшей, две-три ежедневные партии с Глебом. Всегда заканчивающиеся тоскливой утомительностью, когда, словно провожание на поезд, ждешь не дождешься сигнала к расставанию, чтобы после каждому можно было вернуться к своим делам.

А к тебе, к твоей койке, уже ведут белых, как куропатки, студенток, делающих обход по этажам. «Обратите внимание…» — красиво грассирующий баритон, берущий сразу женщин в плен, в руках, поросших шерстью, тоненькая папочка с кальсонными завязками вроде каталога музейных древностей. И тут же стремительно вывешен желтый знак «Проезд и проход запрещен!» в твоей заповедной аллее, где вдаль по-прежнему уходят хрустальные широкие вазы, а в них, словно порции пломбира, порции огня…

Но все ж, в конце концов, ушли. Успокаивается вода, оседает поднятая муть, светлеет глубина, возвращаются обитатели подводного мира к прерванным делам. Из обрывков, как из обломков, когда-то прочитанных книг, старинных манускриптов, древних свитков, словно из цветных осколков, опять завязываются тончайшие кружева, клеятся витражи, на которых в такой солнечный день, как сегодня ( предрассветные не обманули!), появляются заманчивые образы. Но только-только Прекрасная Мопаси и подобная ей Чакшуша, взяв цветы, начинают снова ткать эти чудные миры огня и ветра, как на втором этаже хрипловато раздается: «Капельницу в четвертую палату! Утку — в пятую!»

Ты весь день добираешься до пристанища «Непобедимый», входишь в прохладный чертог «Все пронизывающий», и блеск сопричастности Великому уже проникает в тебя. Ты делаешь робко шаг, другой к трону «Смотрящий вдаль», чтобы опуститься на ложе «Всемогущее». Тебе навстречу уже идут восемьсот нимф, сто с плодами в руках, сто с притираниями, сто с одеяниями, сто с благовониями. Они убирают тебя соответствующими украшениями, и, зная величие Великого, ты идешь к нему, ты переходишь озеро Желание одной лишь мыслью.

Ты приходишь к дереву Илья, и благоухание Великого проникает в тебя. Ты приходишь в пристанище «Непобедимый», и силы Великого проникают в тебя. Ты приходишь к трону «Смотрящий вдаль», к ложу «Всемогущее». На этом ложе восседает Великое. Ты знаешь это, ты восходишь на это ложе одною ногою. Великое спрашивает тебя:

— Кто ты?

Ты должен ответить:

— Я — время года.

Или лучше:

— Я — потомок времени года, рожденный от пространства, как материнского лона, жар года, душа каждого существа. То, что ты есть, есмь я.

Тогда тебя спрашивает Великое: