Каролина Сеттерваль - Давай надеяться на лучшее

Моя психолог нравится мне больше всех психологов, с которыми мне довелось иметь дело. Она разговаривает больше, чем остальные. Возражает, когда не согласна со мной, и смеется, когда я шучу. Она помогла мне пережить первое трудное полугодие после рождения Ивана, с моими переживаниями по поводу его плача, невозможности утешить, с моими порывами передать ответственность кому-то другому, кому-то взрослому, кто справится с задачей лучше, чем я. Она показала мне, какой уникальный малыш у меня родился, какая я прекрасная мать или могу ею стать, если только попытаюсь. Я добилась немалых успехов с тех пор, как познакомилась с ней, и полностью полагаюсь на нее. Думаю, если кто-то и может помочь мне разобраться в моих мыслях, то это она.

Наконец мы добрались до места. У дверей террасы Фашта я передаю коляску с ребенком, который тем временем заснул, своей маме и брату. Они обнимают меня и говорят, что скоро мы снова увидимся, желают мне удачи. Я бормочу нечто нечленораздельное, что задумано как благодарность. Осторожно глажу Ивана по щечке. Его нос покраснел на холоде.

В последние сутки все чувства у меня были отключены. Лишь в краткие моменты я могла позволить себе поплакать, всегда заранее убедившись, что Иван спит и ничего не увидит и не услышит. На второй день я плакала, когда принимала душ. Пыталась шептать твое имя и говорить «прости». Поначалу это было трудно. Я видела себя со стороны, и то, что я видела, смущало меня и наполняло презрением к себе. Истощенное тело, серое квадратное лицо с огромными кругами под глазами – обнаженная женщина под душем, шепчущая имя человека, которого там нет. Голос надломился, хотя его и так было едва слышно, и казалось, что твое имя эхом отдается в ванной. Это звучало глупо, а не красиво, и я надеялась, что никто из моих дежурных помощников не проходил в тот момент мимо двери.

Прости, Аксель. Прости, что все так получилось. Прости за то, какой я была в конце нашей истории. Прости, что мы потеряли друг друга. Прости, что потеряла тебя. Прости, что не смогла сделать тебя счастливым. Прости, что ты чувствовал себя недооцененным. Прости, если я заставляла тебя почувствовать себя неполноценным. Прости, что вгоняла тебя в стресс. Прости, что пыталась все всегда решать. Прости, что я капала тебе на мозги. Прости, что ты умер. Прости прости прости прости прости прости прости прости прости прости.

Минут пятнадцать я стояла под душем, прося у тебя прощения. Хотя это было бессмысленно – я все равно не получу его и не узнаю, насколько оно мне нужно, – слова имели эффект триггера, и я разрыдалась. Шепот сменился настоящими всхлипываниями, которые произвели на свет настоящие слезы и привели к настоящим рыданиям, впервые с того дня, как ты исчез. Задним числом я не почувствовала ни облегчения, ни очищения, но я подумала, что мне было хорошо выплакаться. Как раз пока у Ивана был тихий час.

Психолог встречает меня в холле, и мы заходим в ее кабинет. Остановившись напротив меня, она говорит, что не знает, сможет ли пережить наш разговор и не заплакать, и заранее просит у меня за это прощения. Она подходит ко мне, кладет руки мне на плечи, и я чувствую, как ее духи окружают меня, когда она обнимает меня. Успеваю подумать, что она ниже меня ростом, задаться вопросом, может ли психолог в особых случаях обнимать своих пациентов. Еще я успеваю подумать, что догадываюсь, каким шампунем она пользуется, прежде чем, совсем перестав думать, безудержно рыдаю у нее на плече.

«Это абсурд, просто полный абсурд, что мне делать, как теперь быть, это какой-то абсурд», – всхлипываю я. Психолог тоже плачет и говорит, что да, это абсурд. Так жестоко, и несправедливо, и невероятно.

Строго говоря, в моем распоряжении всего сорок пять минут, но мы задерживаемся еще на пятнадцать. Я говорю такое, о чем до этого момента даже не подозревала, и она слушает, протягивая мне платок за платком. Как и друзья, она отказывается признавать мою версию, что дело во мне, что я сама, хотя и частично, стала причиной того, что ты умер. «Ты не могла этого знать», – говорит она. «Это все равно бы произошло», – говорит она. Я не отвечаю, но думаю, что и она не может знать. Ей известно не больше моего – так почему же она так уверена, что ответственность за случившееся лежит не на мне? Почему все так в этом уверены? Это не логично. Мы должны, по крайней мере, рассматривать такую возможность, что я убила тебя, что я подгоняла и торопила тебя, пока не настал момент, когда ты больше не мог этого выносить. Психолог на это не соглашается.