Тереза Браун - Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения - события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

Мы держим в руках бесконечность жизни наших пациентов, однако я просто физически не могу держать приходящего Ирвина и уходящую Шейлу одновременно в двух своих руках, хотя, возможно, у меня и не останется другого выбора.

– Есть ли у него жар, боли?

– Я не знаю. Это все, что они мне сказали. Как бы то ни было, у них на пути повсюду работы на дороге, к тому же сейчас самый разгар пробок. Думаю, нет смысла ждать их раньше чем через час.

Она вешает трубку. Я смотрю на телефон. Необязательно быть такой вот бесцеремонной, однако от напоминания про пробки мне стало несколько легче.

Хотя постойте. Нэнси же собиралась уйти пораньше, так ведь? Может быть, ее задержали и она пытается поскорее со всем разделаться, чтобы пойти домой, – досадное, должно быть, чувство. С ней в роли старшей медсестры приходится нелегко, однако я все равно ей капельку сочувствую.

У Ирвина ягодичный абсцесс – «нарыв на заднице». Не будь я озабочена предстоящей операцией Шейлы, со временем проведения которой мы так и не определились, я бы, наверное, рассмеялась. Смешного тут мало, и я уверена, что ему больно, однако именно так сказал бы мой папа. Еще он любил говорить что-нибудь вроде: «Смотри не обделайся». Или уж совсем вульгарное: «Просто подержись за свой стручок», когда ему казалось, будто кто-то ведет себя слишком нетерпеливо.

– Все нормально. Я в порядке! Можете остановиться прямо здесь, – слышу я голос Кандас, возвращающейся из радиологии. Она хочет слезть со своей каталки в коридоре, не дожидаясь, пока сопровождающий санитар довезет ее до палаты. Санитар старше меня – у него седые волосы и очки в толстой оправе. Монотонным голосом он с ней спорит.

– Таковы правила. Я должен вернуть вас в палату. Нельзя слезать в коридоре.

– Останови уже, останови!

Кандас свешивает ноги с каталки, слегка подпрыгнув, чтобы поставить на пол обе ноги.

– Это моя палата. – Она показывает на дверь. – Мы уже приехали, так что я слезаю.

Санитар смотрит на дверь.

– Это ваша палата?

– Да, это моя палата. – Он хмурится и издает какой-то шипящий звук.

– Хорошо. Вот ее медкарта, – он протягивает ее мне.

– Вот, вы снова в своей палате. – Взглянув в последний раз на Кандас, он разворачивается и начинает неторопливо толкать каталку перед собой по коридору.

– Они там внизу были со мной не очень-то милы. Совсем не милы, но теперь я хотя бы знаю наверняка, что катетер в порядке.

– Это хорошо. Я рада. – Я пытаюсь улыбнуться, однако уверена, что получается не очень-то искренне.

– Моей кузине нужно было отвезти своего сына, чтобы забрать его машину из мастерской, однако скоро она вернется. Я же пока что еще тут немного приберусь. – Я и не думаю ей возражать. Я могла бы назвать ее параноиком-гермофобом, однако она не так уж и неправа в своем желании дезинфицировать свою палату. Наверное, мне просто хотелось бы, чтобы она не распространялась об этом так публично.

Пятнадцать минут спустя снова пора снимать жизненные показатели мистера Хэмптона. На этот раз он уже не лежит, свернувшись калачиком в уголке кровати, а уверенно в ней сидит. Его щеки порозовели, и это не просто прилив крови из-за реакции организма на препарат – это самый настоящий здоровый розовый цвет лица. Я спрашиваю Трэйса, не они ли это усадили мистера Хэмптона.

– Нет, он сам уселся всего несколько минут назад.

Хммм. Не уверена, какой из этого мне следует сделать вывод. Уровень насыщения тканей кислородом также у него держится на ста процентах без каких-либо колебаний, так что, возможно, кислород ему уже и вовсе не нужен и он сможет спокойно дышать комнатным воздухом.

– Давайте отключим его от кислорода и посмотрим, как он справится без него.

Мистер Хэмптон одобрительно кивает головой. Я уменьшаю подачу кислорода до нуля, после чего достаю из ноздрей мистера Хэмптона назальные канюли и снимаю их у него с головы. Он следит за моими манипуляциями, в то время как я вешаю теперь уже отсоединенную кислородную трубку на стену.

Стивен рассказывает об их совместной поездке, и мистер Хэмптон внимательно его слушает.

Я слежу за уровнем насыщения его крови кислородом, чтобы понять, насколько ему хватает комнатного воздуха. К пульсоксиметрам с их скоростью работы и чувствительностью, как и ко всему хорошему, быстро привыкаешь: двузначное число моментально дает понять, хорошо все или плохо. Теперь, без подачи дополнительного кислорода, показатель насыщения у мистера Хэмптона колеблется между 97 и 99 процентами. Ничего себе. Это же норма для здорового человека. В компьютере я пытаюсь найти данные о предыдущих показателях, однако он поступил к нам только вчера в середине дня и его почти сразу же подключили к кислороду, так что от них толку мало.