Тереза Браун - Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения - события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

Я провожу подсчет на калькуляторе, и на этот раз значения площади поверхности тела и предписанной дозы Ритуксана оказываются верными. Хорошо. Теперь мне нужно убедиться, что назначенная дозировка и график введения мистеру Хэмптону соответствуют плану лечения, предписанному для его болезни. Набрав в браузере нужный сайт (к счастью, этот сайт сегодня оказался не заблокированным), я выбираю лимфому и без труда нахожу план лечения для мистера Хэмптона. Гораздо сложнее, когда я не могу найти нужную дозировку, и после звонка ординатору выясняется, что они используют новый протокол лечения, составленный по результатам какого-то новейшего исследования. «Статья прикреплена к обложке медкарты», – любезно говорит в таких случаях ординатор, однако разве не проще было бы сразу поставить меня в известность? Врачи зачастую слишком сильно заняты, чтобы задумываться о таких мелочах, однако дело может запросто быть также и в том, что они слабо представляют, что именно мы, медсестры, делаем, когда проверяем предписания на химиотерапию. Знают ли они, что мы собственноручно проверяем дозировку и график приема препарата? Врачи и медсестры зачастую не видят работу друг друга.

Остался последний шаг: мне нужна еще одна медсестра, чтобы повторить мою проверку. Я отправляюсь по коридору на поиски, и на сестринском посту встречаю Бет. Мне неудобно просить ее о помощи, потому что знаю – она только и думает, что о полете своей дочери в Кандагар, однако она видит у меня в руке предписание и спрашивает сама: «Тебе нужно проверить?»

– А у тебя найдется минутка?

– Лучше уж я буду с головой в работе, – говорит она, а потом смеется: – Тебе, однако, лучше потом перепроверить мои подсчеты – у меня сейчас только одно на уме. Она шутит – я знаю, насколько тщательно и аккуратно она все делает.

– Что-нибудь слышно? – осторожно спрашиваю я.

– Нет, – говорит она, не поднимая на меня глаз. Она достала из кармана небольшой калькулятор и уже проворно вбивает в него числа.

– И я решила, что переживать пока попросту рано! – говорит она, бегло взглянув на меня, но тут же крепко сжимает губы, сверяя вычисления.

С другой стороны сестринского поста я вижу сидящего на каталке Рэя Мэнсона. Должно быть, его направляют на обследование. До меня доходит, что уже началась вторая половина дня, и хотя я успела обменяться парой слов с его женой Лиз в коридоре, поздороваться к нему в палату я так и не зашла.

– Привет, – говорит он. У него вытащили из носа и ушей пирсинг, без которого тот выглядит беззащитным. Я наклоняюсь над каталкой, чтобы его обнять.

Должно быть, по выражению моего лица становится понятно, что я за него переживаю, потому что он говорит: «Ничего, все в норме. Что будет, то будет». Он говорит это быстро и без особых эмоций, словно повторяя мантру. Что ж, почему бы не вспомнить про карму? Ему уже больше ничего не остается.

– Что произошло?

– Просто начал все больше и больше уставать. Сдал кровь на анализ. Нужно еще сделать анализ костного мозга, но… – он пожимает плечами. Рецидив подтверждается на сто процентов только после обнаружения клеток лейкемии в костном мозге, однако он уже смирился.

– Проблема в том, что мой брат, страшный консерватор, будет моим донором. Я переживаю, что стану таким же, как он. – Я смотрю на Рэя, силясь понять, шутит он или нет, и решаю остановиться на том, что он это серьезно.

– Нет! – говорю я. – Что за чушь!

– Ну не знаю, – говорит он. – Мне же достанется вся его иммунная система.

– Нее, – заверяю я его. – Твоя личность никак не изменится – только клетки твоей крови.

К каталке подходят санитары, чтобы забрать Рэя на обследование.

– Слушай, – говорю я ему. – Я сожалею. – Они направляются к лифту, а сидящий ко мне спиной Рэй поднимает в воздух руку и машет мне, не поворачиваясь, дружелюбно, но в то же время несколько пренебрежительно. Ему не нужна моя жалость.

Впервые я встретилась с Рэем, когда он проходил дополнительный курс химиотерапии – так называемую «закрепительную» химиотерапию – после своего первоначального лечения. Он принес с собой в больницу гитару, и музыка заметно оживила здешнюю обстановку. Его коронной фразой было «все в норме», и однажды вечером я вызвалась подвесить очередной пакет с его препаратом, потому что его медсестра, Нора, была занята из-за неотложной ситуации с другим пациентом.

Рэя нисколько не потревожило то, что вместо Норы пришла я. Он сидел на кровати, лысый и спокойный, словно юный Будда. Он был заядлым фаталистом – верил в то, что все предначертано судьбой. Когда безрассудство пожарного переплетается с анархизмом панка, то неудивительно, что в результате получается человек, прекрасно осведомленный о непредсказуемости жизни.