Один раз у меня выдался вечер, когда время нашлось. Моему пациенту, женатому мужчине за шестьдесят, здоровому и в хорошей физической форме, если не считать его лейкемии, сделали переливание пуповинной крови, и она не прижилась. Проще говоря, ему ввели стволовые клетки, взятые из пуповины чьего-то младенца, однако его организм их не принял. В конечном счете наступил день, когда он уже наверняка знал, что лечение оказалось неудачным, и, кроме того, мы все понимали, что его рак неизбежно даст рецидив и на этот раз его убьет. Он боролся с раком и проиграл, и от безысходности ему было невероятно горько. Он столько всего еще хотел успеть сделать в своей жизни.
В тот вечер, когда он и мы обо всем этом узнали, я была его медсестрой, и мне крайне повезло, что это был один из тех редчайших вечеров, когда я была почти не занята, хотя и не могу вспомнить, почему именно так вышло. Может быть, моих остальных пациентов забрали на обследование. Может быть, благодаря лечению их состояние пошло на поправку. Может быть и так, что они все попросту отсыпались.
Я провела немалую часть дня в палате у Джо. Я мало что делала и в то же время делала единственное, чем могла ему помочь: я слушала. Порой людям просто нужно выговориться, говорить одно и то же снова и снова. Джо так и делал, а я его внимательно слушала.
– Не то чтобы я злился из-за провального лечения – я просто разочарован.
– Жаль, я не до конца отдавал себе отчет, что это может не сработать.
– Я никого ни в чем не виню, однако рассчитывал на большее.
Он замолкал, а затем начинал снова с того, на чем закончил: «А что, если бы у нас не было той двухнедельной задержки в самом начале, – могло ли это что-либо изменить?»
Я почти ничего не говорила. Ему только и нужен был кто-то живой рядом, чтобы стать свидетелем его страданий. Он был в незавидном положении человека, стоящего на железнодорожных путях в ожидании поезда, и при этом прекрасно понимающего, что когда этот поезд придет, то он собьет его насмерть. Никто из тех, кого он знал, не мог быть в тот день вместе с ним – ни его жена, ни сосед, ни кто-то из друзей, – однако я сидела там и тихонько слушала, как он пытался, с помощью разговоров, превратить свою боль в историю, с которой смог бы смириться.
В конце смены я сказала Хелен – той же самой ночной медсестре, с которой я разговаривала сегодня утром по поводу Рэя Мэнсона, – что провела много времени в палате Джо и слушала его. Мне казалось, что смена выдалась очень простая, однако в то же время я чувствовала себя измотанной. На самом деле, нет ничего простого в том, чтобы помогать человеку, который начал свое путешествие от жизни к смерти. Английский поэт Джон Милтон сказал: «Но, может быть, не меньше служит тот высокой воле, кто стоит и ждет» (перевод Маршака) . Эта строка частенько звучит у меня в голове на работе, где стоять и ждать – порой лучшее, что мы можем предложить нашим пациентам.
Сегодня, однако, совсем другой день.
Мой телефон звонит. «Тереза, хотелось бы узнать, когда у вас будет предписание на ритуксан? – Это из аптеки. – Мы хотим как можно скорее с этим разделаться, раз они не собираются повышать дозировку. Лучше бы не затягивать с бумагами».
Предписание на химиотерапию лежит прямо передо мной на столе, и прежде чем отдать бумаги в аптеку, их должна проверить еще одна медсестра.
– Да, простите. Только что получила. Сейчас все проверю.
– Ничего. У нас просто тут много заказов на химиотерапию для другого этажа онкологии, и мы хотели первым делом закончить с вашим ритуксаном.
– Хорошо. Спасибо, Бобби.
Столько всего нужно сделать. Лучше мне с этим разделаться сразу.
Итак, нужно сосредоточиться и проверить первым делом посчитанную клиническим ординатором площадь поверхности тела пациента. Она высчитывается на основе проверенных данных по росту и весу, для чего две медсестры должны вместе взвесить мистера Хэмптона и измерить его рост. Это должны были сделать еще вчера. Я проверяю, есть ли это на сервере – все на месте, – после чего проверяю, правильно ли все посчитано, для чего умножаю рост мистера Хэмптона в сантиметрах на его вес в килограммах, делю на 3600 и извлекаю из конечного числа квадратный корень. Ответ получается в квадратных метрах, что полная бессмыслица, однако так мы считаем площадь поверхности тела.
Все это банальная арифметика, но и в ней случаются промахи. Ординаторы округляют в меньшую сторону, а не в большую, используют устаревшие данные по весу, используют нестандартную формулу – эти и многие другие ошибки не раз выявлялись медсестрами, проверяющими предписания на химиотерапию. Эти препараты крайне токсичны, так что дозировка должна быть посчитана с максимальной точностью: стоит ввести чуть больше, чем нужно для лечения, и организм пациента может уже не справиться. В конце концов, даже в утвержденной «безопасной» дозировке эти лекарства являются сильнейшим ядом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу