Максим Осипов - Человек эпохи Возрождения [сборник]

Андронников. Я – нет. Зачем же мне его самому к себе под подушку прятать?

Порфирий. Да, apropos, почему вы спали в кровати?

Андронников. Я всегда сплю в кровати.

Порфирий. Привычка, стало быть… Знаете что? (Весело.) Давайте будем оставаться в рамках реальности… И здравого смысла, а? (Мрачно.) Мы с вами не дети. Амстердама убили.

Андронников (стараясь быть спокойным) . И кто, по-вашему, это сделал?

Порфирий. Вы знаете ответ, господин Лифшиц. Простите, Андронников. Идите, вас обо всем известят.

А

ндронников отправляется в клетку. Порфирий принимается за чтение. Вбегает Никита, весь в саже. Порфирий сидит спиной к нему. Говорит, не поворачивая головы.

Ты, Никитушка?.. Чего топочешь? Подследственные отдыхают… Не покемоны они, нет… Другое слово… Нашел вот, послушай. (Читает.) “А фендриков, ежели где соберутся, разгонять фухтелями…”

Никита. Где ж мы возьмем фухтелей?

Порфирий (жестом просит не перебивать) . “…Разгонять фухтелями, понеже что фендрик фендрику скажет умного?” Указы Петра Великого. (Нюхает воздух.) Пахнет гарью.

Наконец оборачивается, оглядывает Никиту, всплескивает руками.

Никитка, паршивец, курил!

Никита склоняет голову, признавая факт курения.

Курил, стервец, а на столе зеленая гадость – и занялась!

Никита согласно кивает.

Потушили?

Никита отрицательно мотает головой.

Одни головешки, а?

Никита снова кивает.

Ресницы подпалил, негодник… (Декламирует.) Мальчик трубочку курил, / огонечек уронил…

Никита. В доме сделался пожар, / этот мальчик убежал.

Порфирийзамечает в руках Никиты толстую тетрадь в замшевом переплете.

Порфирий. Все, что осталось? Как же ты, а? Без обеда… Никитка, Никитка, не твой сегодня день. Ай-ай-ай. Вот он, человеческий фактор…

Следующее утро. Там же. Порфирий и Гриша.

Порфирий. Не буду от вас скрывать, Григорий Глебович. Положение у следствия пиковое. Следствие зашло в тупик.

Гриша. Знаете, что однажды сказал мне один большо-о-ой человек? Никогда не входите в положение начальства.

Порфирий. Помилуйте, Григорий Глебович, какое я вам начальство? Я завишу от вас не меньше, чем вы от меня. Да, между прочим, помните ли, что изволили сгоряча проронить про дом свой?

Гриша (кивает) . Ага. Чтоб сгорел.

Порфирий. Именно, именно. Чтоб он сгорел! И желание ваше осуществилось, и даже скорее, чем вы рассчитывали. Дом сгорел.

Гриша (сокрушенно) . Ну вот. Убийство, теперь пожар.

Порфирий. Пожар есть горение вещей, горению не подлежащих. Вот вам, Григорий Глебович, “Пожарный кодекс”, коли не верите. (ПредлагаетГрише книгу, тот жестом отказывается.) Горение вещей, горению не подлежащих. Станем ли утверждать, что дом ваш, оскверненный убийством товарища, не подлежал горению?

Гриша (машет рукой) . В общем… Туда и дорога.

Порфирий. Англичане именуют подобные события актом вмешательства высших сил. Уцелела только вот эта тетрадочка.

Гриша (с неожиданной страстностью) . О, давайте, давайте!

Порфирий передает Грише тетрадь, из нее выпадает записка. Порфирий ее подбирает.

Порфирий. Григорий Глебович, вы позволите? Простите меня сердечно, я до всякого чтения охоч.

Гриша безучастно пожимает плечами. Порфирий читает.

“Отдать дяде Косте восемнадцать рублей и пипку”. Вы, стало быть, Григорий Глебович, находитесь в стесненных обстоятельствах. Другие долговые обязательства у вас имеются?

Гриша отрицательно мотает головой.

Порфирий. Вот что, мы эти восемнадцать рублей отправим с Никитой… А с вами позже сочтемся, когда снова будете при деньгах. Ну, а без пипки дяде Косте предстоит обойтись… Пипка в огне погибла. Форс-мажорные обстоятельства. Дядя Костя должен понять. За деньги благодарить не стоит. Мы ведь – не так ли? – товарищи?

Встает, ходит.

Григорий Глебович, позвольте задать вам вопрос, от решения которого очень многое может зависеть в ходе дальнейшего разбирательства. Как бы вы трех ваших товарищей аттестовали, если б понадобилось, одним каким-нибудь (щелкает пальцами) словом?

Гриша. Они неплохие ребята, я к ним привык.

Порфирий. Ну, а одним словцом?

Гриша (задумывается) . Неотомисты.