Лора Докрилл - Широкая кость

– Ну? – медсестра усаживается, вытянув ноги, комнатные туфли сползают с ее пяток, кожа на которых потрескалась и высохла, как слоновья шкура. – Как у нас дела?

– Здесь все написано, – говорю я, протягивая ей потрепанную тетрадь. Она опускает на нос очки и смотрит на меня поверх дужек.

– Это все ты написала? – Она качает головой.

– А вы думали, не напишу?

– Не буду лгать. Думала, что не напишешь. – Она кладет руку на тетрадь, тетрадь, в которой я писала, мою подругу. – Честно говоря, Блюбель Грин… – Она поднимает бровь, обернувшись к маме. – Ты меня удивила. – Она улыбается мне. – И как тебе это?

– Понравилось.

Медсестра берет дневник и начинает перелистывать.

– О господи.

– Что такое?

– Я думала, ты будешь записывать, что ты ела, а ты накатала… – она поднимает голову и округляет глаза, – целый роман!

– Мне было что сказать.

– И что, я должна прочитать это прямо сейчас? – Она хлопает себя по ляжке.

– Я сама подставилась, разве нет?

Не станет она этого читать. Кто бы сомневался.

– Ладно, становись на весы.

– По дороге она съела мороженое, так что ни на что не надейтесь, – встревает мама. Замолчала бы ты, мамуля. Что за предательство.

– А еще у нее есть парень! – Двойное предательство. Что вообще здесь происходит?

– МАМА! – весы прогибаются подо мной.

– О-о-о! Так ты счастливая девочка. Говорила же я, что у тебя хорошенькая мордашка.

– Вы случайно эсэмэсками не обменивались? Как две подружки.

Она подмигивает мне.

– Ты похудела.

– Я не старалась.

– Молодец. – она хлопает меня по спине.

– Никакой не молодец. Это вышло само собой.

– Она занималась спортом. – мама гладит меня по плечу. – Плюс к тому она просто растет.

Мама оглядывает меня с головы до ног. В ней я вижу себя: в первый раз в жизни она похожа на меня, а я на нее. Я сглатываю слюну. Мне нужно ей кое-что рассказать…

– Мама, мне не разрешили стажироваться в «Планете Кофе», – говорю я.

– Ох, только не начинайте все снова. – медсестра отходит в сторону. – Избавьте меня от этого.

– Что ты сказала? – Мамино лицо вытягивается.

– Не вышло. – Я качаю головой. – Алисия ничем мне не помогла.

– Но ты же вроде говорила, что все получается? На год? Что тебе будут платить, что Джулиан из службы занятости в курсе дела.

– Нет, они наврали. Сначала все шло хорошо, а потом застопорилось. Они сказали, что это для них слишком большая ответственность и что я пропустила слишком много смен, но это из-за Дав и всего, что происходило дома. – Мама, похоже, в ужасе. – А эта дура Алисия хотела, чтобы я буквально умоляла ее отдать мне письмо, которое она написала в школу, чтобы объяснить, что это их вина, а не моя – она вела себя просто отвратительно. К тому же она беременна и в ужасном настроении, потому что ее все время тошнит и она не может пить белое вино, которое все равно уже выходит из моды. А я оказалась козлом отпущения. И я… уволилась. Я ушла от них и велела им обзавестись пандусом для инвалидных колясок. – Медсестра смеется, но маме не смешно. – И еще я, кажется, стырила у них банку пастилы.

– Что-что ты стырила? – неодобрительно переспрашивает медсестра, но мама молчит.

А меня несет дальше…

– Послушай, я понимаю, что ты злишься, мы не об этом договаривались, а я немного забежала вперед и сказала, что со стажировкой все решено, когда еще не было решено, но я правда была в этом уверена, мам, и еще я хотела, чтобы ты мною гордилась и знала, что я могу жить своим умом, хотя это не совсем то, о чем мы говорили, когда заключали договор, а ты так все понимала и меня поддерживала, и еще натерпелась с Дав, и я теперь решила, если мне разрешат, вернуться в школу и окончить выпускной класс. И у меня «отлично с плюсом» по рисованию, так что, думаю, если я просто приду и поговорю с Джулианом из службы занятости, то…

– Нет. Нет. Нет. Помолчи. – Мама машет руками и закрывает глаза, чтобы все это переварить. – Просто остановись на минуту…

– Извини, – говорю я. Медсестра усаживается, чтобы насладиться очередным эпизодом нашего семейного шоу, и даже успевает засунуть в рот мятный леденец.

– И речи быть не может о том, чтобы ты, пройдя весь этот путь, стала делать то, чего не хочешь, из-за этой идиотки. – Я чувствую, что она говорит со мной как со взрослой – не как со своей дочерью, не как с ребенком. А она продолжает:

– Мне пришлось очень быстро повзрослеть, когда я родила тебя, Блюбель, поэтому у меня не было времени подумать, что я захочу делать, когда вырасту. Иногда мне кажется, что вообще никогда не повзрослею, что слишком поздно и я упустила все возможности. Но если мне все же представится шанс повзрослеть еще раз и сделать все правильно… то, надеюсь, я буду такой, как ты. Ничего лучшего я не желаю.