Игорь и Аня стояли около автобуса и слышали обрывки фраз.
– Счастливо тебе, Игорь!
– Тебе тоже счастливо!
– Всего хорошего!
– И тебе.
– Я пошла.
– Иди. Помочь сумку донести?
– Спасибо, не нужно, она не тяжелая. Пока?
– Пока!
Конец истории. Они никогда больше не встречались.
Анна Аркадьевна не помнила, из-за чего вспыхнула та ссора с мужем. Что-то мелочное, бытовое, накопившаяся усталость, раздражение взаимным непониманием, нежеланием идти на уступки. Однако реплика Ильи прозвучала как залп тайного оружия, давно заготовленного, которое очень хочется пустить в ход, уж сил нет терпеть, как хочется.
– Конечно, ведь в твоей жизни был водитель автобуса!
Точное попадание в цель. Она не ожидала, растерялась и дернулась как от пощечины. Если бы была готова, то сумела бы совладать с лицом, изобразить непонимание, отмахнуться, перевести в шутку. Она увидела, что меткий выстрел нанес Илье не меньший урон. Он потирал шею, словно у него в горле застрял твердый кусок.
– Тебе Валя рассказала?
– Не важно, – дерганье кадыка.
– Нет, важно! Мы должны поговорить об этом.
– Не должны.
Илья встал, отправился в комнату, сел в кресло перед телевизором. Анна Аркадьевна чувствовала себя как человек, которого обвинили в воровстве. Ему обидно, хочется плакать, а нужно выворачивать пустые карманы.
Она зашла в комнату, встала перед телевизором:
– Илья! Я прошу тебя! Давай поговорим!
– Извини! Не расположен. – Он сделал звук громче и помахал ей рукой: отойди, не закрывай экран.
– Ну, и… ну, и…
Не сумев произнести проклятия, послать его, выскочила в коридор. Заметалась. Надо уйти! Куда угодно уйти. Отсюда, от него, от мыслей, от боли и обиды. Схватила с вешалки пальто, но сменить обувь не догадалась.
Она сидела в ночи на детской площадке. Комнатные тапки промокли и выглядели отвратительно. Вся ее жизнь отвратительна! Ноги замерзли. Что там ноги! Сердце стыло.
Она отлично представила, как Валя доносит до Ильи компромат.
Илья только очень короткий период, первого знакомства-приятельства, хорошо относился к Вале. Потом он ревновал, считая, что время, проведенное женой с подругой, украдено у него. Потом Валя представила одно за другим доказательства своей непорядочности. И уже дружба с ней превратилась в какое-то извращение Анны. Валя, в свою очередь, – в рассадник извращений. Отношение Ильи, его призрение и отвращение, которые с каждым годом крепли и стали уж совсем не прикрыты, Валю, конечно, расстраивали и обижали.
Желая доказать, что не только она тут черненькая, а некоторые беленькие тоже не без пятен, Валя сказала что-нибудь вроде:
– У твоей идеальной жены, тогда еще невесты, был водитель автобуса. Господи, да покопай, и у самой святой из святых какой-нибудь водитель автобуса да отыщется.
Между «сделай, пожалуйста» и «не делай, пожалуйста» лежит трещина, огромная как пропасть в горах. Если вас просил о чем-то начальник, а вы не успели, если вы требуете, чтобы дети убрали в комнате, а они и в ус не дуют, если велели мужу купить по дороге хлеб и молоко, а он забыл зайти в магазин – это простительное и типичное несделание . Но если вы особо подчеркиваете: не трогай, не мешай, не говори, не выдавай никому мою тайну, а человек трогает, мешает, говорит, выдает, то это – предательство.
Рассказав Вале о ночной поездке с Игорем, Анна Аркадьевна смущенно предупредила подругу:
– Я тебе выдала свой маленький, смешной, пустяшный девичий секретик. Помнишь, как мы, девчонками, зарывали секретики? У нас с Игорем ничего не было, быть не могло. И в то же время было. Искра пробежала – фу, как трафаретно и пошло. Но что-то бегало от меня к нему, от него ко мне. Иногда я фантазирую. Вдруг бы мы, поддавшись чувству, сошлись? Но зачем мне нужен водитель автобуса? И зачем ему нужна жена, у которой тараканов в голове больше, чем волос на черепе? А он, скажем, какой-то гений-кулибин и собирает велосипеды на реактивном ходу, и я им страшно горжусь? Или мы создали школу, поселок в тайге, я детей наукам обучаю, а Игорь трудовому мастерству? Бред, но такой приятный и милый. Наверное, мне дорого воспоминание об Игоре, потому что вспоминать-то и нечего. Я когда-то, лет в шесть, мечтала о кукле. Ее продавали в нашем универмаге. На ценнике было написано: «Настя. 7 руб. 28 коп.». Папа обещал купить с зарплаты, в счет дня рождения. Он получил деньги, мы пришли в магазин, а Насти не было, продали. Я ревела два дня. Папа не выдержал и купил дорогущую, помнишь, были такие, немецкие, до онемения прекрасные куклы? Но это была не Настя! Если бы мне, до того, как я зациклилась на Насте, представили выбор: златокудрое немецкое чудо или Настя с жидким одуванчиком химически-желтых волос – я бы, конечно, выбрала заграничный вариант. Получив вариант без ожидания, без нетерпения, без мечты, я не очень радовалась, а Настя так и осталась в моей душе какой-то звездочкой – не достигнутым счастьем. Папа предложил назвать куклу на германский манер – Гретхен. Девчонки завидовали, что у меня есть Гретхен.
Читать дальше