Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

— Слушай, Антоникэ, я тебя знаю, как говорится, не день и не два!

— Конечно, знаешь, как не знать!

— Ну, так вот, именно поэтому…

— Что именно поэтому? Говори, что тебе нужно от меня? Работу плохо выполняю, что ли?

Ангел упорно разглядывал свои ботинки.

— Да нет, выполняешь. В том-то и дело, что выполнять-то ее выполняешь, да этого мало.

— Что ж еще такое нужно?

— Ты погоди, не горячись…

— А я и не горячусь.

— Послушай, Антоникэ, ну, если ты выпьешь стаканчик лишний, это еще куда ни шло. Только бы не было заметно. А ведь иной раз оно и заметно. Ну, понимаешь, не к лицу это тебе. Ты начальник отдела. Ну, где твой авторитет?

— Ишь что загнул! Как это, где мой авторитет? Ты что ж думаешь, — я в своем цеху баклуши бью? Ты вникни в дело! План перевыполняю?

— Перевыполняешь.

— Ну?..

— Послушай, Антоникэ. Это не все, этого, братец, недостаточно!

— А что же еще нужно?

У председателя, казалось, ком застрял в горле.

— Нет, ты скажи, что еще нужно?! Ну, говори!..

— Антоникэ, начальник отдела, да к тому же коммунист, должен держать себя в руках. Он должен быть как командир… Ну, что бы ты сказал, — правда, ты в армии не служил, — но что бы ты сказал о командире роты, который явился бы к солдатам, еле держась на ногах?

Он понял. Было нетрудно понять.

— Ладно. Больше этого не будет.

— Погоди, еще не все.

— Что еще?

Ангел поднял глаза.

— Антоникэ, брось ты эту женщину. Не пара она тебе.

— Какую женщину?

— Зачем ты притворяешься? Зачем ты, Антоникэ, юлишь?

— Ей-богу, не знаю.

— Ну, Домнику, Домнику! Ту, которая месяца два назад пришла работать накладчицей.

— Ага.

Он помолчал.

— Ну, как, договорились?

Прошло некоторое время. Его остановил Филипаке.

— Не нравится мне это, Антоникэ.

— Что такое тебе не нравится?

— Имей в виду, — я вычеркнул Домнику из списка на премию.

— Да ну? А почему?

— Ты еще спрашиваешь? Ведь она прогуляла в прошлом месяце три дня, — было это или нет?

— Не знаю, что-то не помню.

— Конечно, ты теперь уже не помнишь.

— Слушай, Филипаке, что бы там ни болтали, — все-таки она работает.

Директор рассмеялся.

— Да уж тебе, конечно, лучше знать… Но только запомни — это не годится. Что будут говорить в отделе? Стало быть, мы даем премии так, за прекрасные глаза, — потому что товарищу Антоникэ нравится Домника? Нет, товарищ Антоникэ. Я ее вычеркнул. И предупреждаю: последний раз мы такое терпим…

И с этим человеком он прожил бок о бок все трудное время!.. Ему он дал впервые в руки наборную верстатку!..

Словно угадав, о чем он думает, Филипаке взял его за руку и сказал решительно:

— Именно потому, что я так давно тебя знаю, именно потому, что ты мне друг, я говорю тебе по-братски: брось ты к чертовой матери эту потаскуху! Пойми, не пара она тебе!

Но разве просто бросить такую женщину?

Им было тяжело, конечно, им было тяжело. В особенности Филипаке.

Он с трудом подбирал слова. На лице у него обозначилась горькая складка.

Их связывало многое. А что ни говори, не так-то легко поколебать мужскую дружбу.

— …Видишь ли, в чем дело, товарищ Антоникэ… — Филипаке запинался и не смотрел на него. — Мы до сих пор высоко ценили твою работу, мы знаем, что ты человек полезный, но образ жизни, какой ты ведешь, не совместим со званием коммуниста, с ответственной должностью, которую тебе доверили…

Не совместим?! Черт возьми, где научился он так говорить? Будто он судья, а не вчерашний наборщик, с которым Антоникэ еще недавно ящики таскал для господина Базилеску.

Слова сыпались на Антоникэ градом. Филипаке несколько раз глотал фразы, — словно водой захлебывался. Антоникэ хотел встретиться с кем-нибудь взглядом, но это ему не удалось. Пынтя смущенно кашлял, делая вид, что смотрит в окно. Ангел покусывал ус.

— …Поэтому предлагаю записать тебе выговор. Ведь ты не можешь не помнить: мы сказали тебе раз, сказали два, а ты, братец мой, не учел, — наши предупреждения оказались бесполезными. Я лично несколько раз по-дружески просил тебя исправиться. Наши просьбы и советы пропали даром…

У Антоникэ звенело в ушах. Он ничего не видел перед собой. Директор сел на место и принялся перебирать бумаги на покрытом стеклом письменном столе.

Остальные сидели неподвижно и молчали. Они ждали, что он что-нибудь скажет. Наконец секретарь парторганизации неуверенно встал и начал с трудом подбирая слова:

— Товарищи, мы знаем давно товарища Антоникэ, знаем его достоинства и в особенности его недостатки. Он, как и мы, коммунист, но коммунист, сбившийся с пути. Не подумайте, что я против предложения товарища директора; наоборот, я надеюсь, что выговор заставит Антоникэ вспомнить о том, что он член партии, вернет его, так сказать, к действительности.