Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

В холодном, нетопленом зале сельсовета висели густые клубы дыма, и кто-то открыл окошко. С улицы ворвался шум дождя, холодный вечерний воздух и карканье ворон.

— Закрой окно, Пинтя! — крикнул Многоземельный.

В ту же минуту отворилась дверь, в зал вошел милиционер и направился прямо к столу президиума. Под мышкой он держал что-то завернутое в газету.

Многоземельный встал и удивленно развел руками. Милиционер все так же молча развернул сверток и вытащил оттуда кожаную куртку, подбитую овчиной.

— Вы ее не узнаете, товарищ председатель?

— Моя куртка, — ответил Многоземельный. — Откуда она у вас?

— Кто-то ее украл, и мы ее разыскали.

— Странный вы человек, как я посмотрю. Вот из-за чего вы врываетесь на собрание! Упаси господи! Правда, украли у меня куртку, но неужели мне из-за этого надо было бухать во все колокола! А теперь вы ее нашли, — видать, кражи поважнее не в силах раскрыть, вот и врываетесь на собрание, чтобы показать, какие вы ловкие.

— Вы уж не обижайтесь, товарищ Многоземельный. Мы вам услугу оказываем, а вы еще ругаетесь, вместо того чтобы спросить нас, где именно мы нашли вашу куртку, в которой вы так гордо расхаживали. А вы знаете, где мы ее нашли, товарищ Многоземельный? На плечах «того, из леса». Он говорит, что он ваш друг и не украл куртку, а взял ее из ваших же сеней как-то вечером, когда вместе с Владом посетил вас… Была, мол, плохая, ненастная погода, и он взял куртку. Только я думаю, что он все-таки куртку украл, и потому я его арестовал.

В зале стало тихо как в могиле, но из этой могилы поднялся на ноги мертвец, и тот мертвец был сам председатель, — таким он стал землисто-зеленоватым.

Но вскоре он взял себя в руки и спросил:

— А кто такой «тот, из леса»?

— А разве вы его не знаете? Он-то вас знает и очень хочет с вами повидаться. Теперь он в милиции и ждет вас.

Первый секретарь райкома что-то шепнул на ухо милиционеру, а потом объявил людям, что ввиду непредвиденного обстоятельства собрание переносится на другой день.

Многоземельный сперва воспротивился, но в конце концов опустил голову и, полумертвый от страха, поплелся к двери среди расступившихся людей. На этот раз он понял, что попался…

Разоблачение Многоземельного вскрыло многое и к тому же помогло превратить сельскохозяйственное товарищество в колсельхоз.

Выяснилось, что он договорился с Здрынгэлэу, и тот надоумил Влада наложить лапу на пойму старого Вырнава.

— Ничего, раз уж они не хотят отдать мне пойму, пускай потеряют ее, — говорил он своему закадычному дружку Здрынгэлэу. — Мы заимеем весь лес, да и с огорода вывезем сколько возможно будет, а потом пускай вода сожрет землю, черт с ней! В накладе останутся «товарищи», рабочий класс, будь он трижды проклят! Пусть себе Симеон целуется сколько хочет со своим братом коммунистом, все равно мы сильнее и заставляем всех плясать под нашу дудку. Не так ли, Здрынгэлэу?

— Так оно и есть, брат Илисие!

Они признались во всем: и о чем говорили, и как через Влада наладили связь с «тем, из леса», который оказался не кем иным, как убийцей старого Вырнава; оголтелый фашист, совершивший еще немало преступлений, он прятался в лесу. Куртка Многоземельного, которую он взял без ведома хозяина, принесла всем им несчастье. Милиционеры, патрулирующие на шоссе, поймали фашиста около Бырса Ноуэ в ту самую ночь, когда он по наущению Многоземельного и Влада подпилил телеграфный столб. Он даже не успел пустить в ход оружие, так как милиционеры, спрятавшиеся от дождя под деревом, ослепили его ярким светом фонариков. Он тут же поднял руки, и из-под куртки выпала пила.

— А на, нем куртка Многоземельного, — заметил один из милиционеров.

Действительно, на пойманном была кожанка председателя.

— Теперь жена Илисие ждет не дождется большой амнистии, чтобы он вышел. Ты как думаешь, его выпустят? — спросила меня сестра, заканчивая свой рассказ.

— Черта лысого выпустят! — ответил я и вновь подумал о той истории с детским самопалом.

Эти разбойники воображали, что они умнее всех, и никто не выведет их на чистую воду. Многоземельный знал, что я первый написал брату Симеона, но считал меня слишком мелкой букашкой, неспособной причинить ему хоть какой-нибудь вред. «Эх ты, хочешь победить нас своим бузиновым самопалом! Занимайся-ка лучше своими делами, несчастная козявка!» — вот что означала притча председателя. Но в конце концов он сам запутался в своих сетях. И хотя я оказался на поверку малодушным маловером, брат Симеона не спал, да и сам Симеон, с виду такой беспомощный, на этот раз поработал на славу.