Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

Пятый член бригады подносит доски Яношу Борзе, работающему на механическом рубанке. Отдает и спешит обратно к циркулярной пиле. Его нос, глаза, ботинки — все забито грубыми опилками. Он громко чихает, но у него нет времени как следует высморкаться. Два первых станка заваливают его брусками, а третий проглатывает принесенное им. И все равно Петер Кеше, у которого возле станка скапливается все больше и больше брусков, не выдерживает и кричит:

— А ну, поднажми, малый, а то скоро и меня не видно будет за этими досками!

Возглас этот слышен во всех уголках цеха. Ребята из бригады Дежё Балинта перемигиваются. Им незачем кричать, у них все идет гладко. Да и работать им легче, потому что опилки и стружки не забивают им глаза, как, например, подборщику у продольной пилы. Напрасно он нахлобучил на глаза широкополую шляпу, застегнул на все пуговицы рубашку — мелкие колючие стружки, смешавшись с пылью, забиваются за тугой ворот рубашки, а оттуда сползают на грудь, скапливаются за пазухой над поясом и въедаются в тело, как чесоточные клещи. Немало их попадает и в рот.

Вальцы механического рубанка без устали выпихивают из пастей отструганные до нужной толщины «заготовки», как здесь именуют бруски для будущих оконных рам. Если их своевременно не убирать, они встанут торчком, идущие вслед за ними упрутся в них, станок тотчас же остановится, а мотор захрипит. И тут же раздастся вопль дяди Михайки:

— Опять вы гробите рубанок!

Ругаясь на чем свет стоит, механик бросится к станку.

— Ну что вы делаете, убийцы? Неужели вам не жалко машины? Вы думаете, она бесчувственная? Спалите только мне мотор, — я вас всех перебью!

Прежде он не очень-то ругался, да и строгальщики не горевали, если машина останавливалась; иногда они даже умышленно глушили ее, чтобы передохнуть пять — десять минут. Они обычно шли в уборную выкурить по сигаретке, пока механик, бранясь, смазывал раскаленные подшипники.

Так удавалось рабочим урвать несколько крох из того времени, что крала у них фирма «Биндер и сыновья». А теперь!

Теперь, едва переступив порог цеха, человек видит у себя перед глазами плакат: «Мы вступили в социалистическое соревнование!»

Вот и носятся вихрем подборщики от станка к станку. Занозы впиваются им в руки, но они не останавливаются, чтобы их вытащить. Если заноза не вопьется слишком уж глубоко, до живого мяса, то можно потерпеть до обеденного перерыва, а то и до вечера. Теперь не время бить баклуши. Они соревнуются! Каждый из них знает, что это означает и повышение заработка. Петер Кеше неплохо объяснил им это. Он отдыхал прошлым летом в Совате [27] Горный курорт в Румынии. . Дух захватывает, как послушаешь, что за прелести рассказывает он про этот край! Сейчас только рабочий люд купается в свое удовольствие в тамошнем озере. Не то, что в старое время, когда там плавали-плескались бездельницы жены фабрикантов и другие подобные им дамочки. Петер Кеше провел целый месяц в Совате и получил большое удовольствие. «Социализм еще не построен, но я уже получил от него аванс!» — хвастал он.

— Смотри, в будущем Дежё Балинт и из Соваты тебя вытеснит, — поддразнивал его Янош Борза.

— Ну, не на таковского напал! — огрызается Кеше, и его бледное лицо наливается кровью. Он с такой силой запускает брусок под пилу, что дядя Михайка умоляюще вскидывает к небу руки и стремглав мчится к нему:

— Не губи машину, Петер! Ведь мы же пропали, если лопнет ремень. Ну что вы, право, за люди?

Две недели уже идет соревнование, а бригада Кеше никак не может одолеть балинтовцев. Разметочное приспособление делает их непобедимыми. Только какое-нибудь изобретение позволит обогнать их. Но какое? Эта мысль не дает Петеру Кеше покоя ни днем ни ночью. Тщетно смотрит он на выстроившиеся вдоль цеха циркульные пилы и строгальные станки, — в голову не приходит ни одной мысли. Видит по усталым лицам товарищей, да и на своей пояснице чувствует, что они недолго смогут выдержать этот темп: уже и машины отказывают. И все же они снова и снова пытаются сделать невозможное.

Незадолго до обеда усатый Денеш Киш, тот, что подносит доски к строгальному станку, вдруг схватился за глаз, покачнулся и стал звать на помощь:

— Помоги, товарищ Борза!.. Что-то в глаз мне попало. Ой, ослепну!..

— Ну вот, полетело к чертям все наше соревнование! — говорит Борза, оставляя свой станок. Он подводит Денеша Киша поближе к окну. У того по запыленному лицу буквально ручьем текут слезы. Борза хлопает ладонью о ладонь, чтобы стряхнуть с них опилки, и достает платок. Вытряхивает, свертывает уголком и начинает искать соринку в мигающем глазу подавальщика. Но соринка забилась куда-то глубоко под веко, и ее не видно. Уходят драгоценные минуты и все это время строгальный станок вертится вхолостую.