Елена Колина - Толстовский дом

Фаина повела ее к врачу. Честно говоря, она на Таню за эти обмороки злилась – у Тани всегда так. Решается жизнь, поставлена цель, нужно собраться – при чем здесь обмороки?!

И между прочим, никто, кроме нее, в обмороки не падает, готовятся к экзаменам!

Участковый врач в детской поликлинике на Фонтанке – до 18 лет Таня считалась ребенком, сидела в очереди к врачу с двухлетними детьми, – послушал-простукал Таню, посоветовал витамины и свежий воздух и, вдруг вспомнив, что перед ним все же не двухлетний ребенок, спросил: «У тебя месячные нормально идут? Ты не можешь быть беременной?» Таня улыбнулась неловко – врач с детства знакомый, но все же мужчина, и Фаина улыбнулась, от дикости предположения нехарактерно для себя некультурно ответив: «Господи, откуда, от святого Духа?»

Они ушли домой с глупым бессильным рецептом на витамины, еще один обморок случился на следующий же день, дома, обмороки продолжались весь июнь и прекратились сами по себе, – но вопрос врача направил Танины мысли в определенном направлении. Сама она не решилась бы пойти в женскую консультацию, слово «гинеколог» было страшнее слова «война», но на случай войны у нее была Алена, и уже через пару дней девочки втроем – Таня, Алена, Ариша – стояли в кабинете врача женской консультации на улице Маяковского при Снегиревском роддоме (господи, роддом!), и приговор был вынесен, то есть диагноз был поставлен – беременность, от 9 до 11 недель, до 12 недель разрешен аборт.

«Нам аборт!» – как в магазине, сказала Алена. «Пожалуйста, помогите нам», – нежно-заплаканным голосом сказала Ариша, но командный тон не прошел, как и нежная просьба.

– Беременная несовершеннолетняя, я обязана сообщить родителям и в милицию. Можешь сообщить сама, придешь ко мне с матерью. Для аборта нужно разрешение родителей. Даю три дня. …А на вид вы приличные, из хороших семей… – сказала врач, словно лично ненавидела Таню, Алену, Аришу, словно стремилась их хорошим семьям лично отомстить.

– Врач же должен людей жалеть, – удивилась Ариша.

В ответ врач посмотрела на девочек с выражением «пшел вон с мово кабинету».

Аришино изумление понятно, она сталкивалась лишь с врачами номенклатурными, нежными, и действительно, профессии учителя и врача по сути своей предполагают наличие большей эмпатии – сочувствия, жалости, понимания, – чем, скажем, профессии инженера или морильщика клопов, но почему-то именно у врачей и учителей со временем, по мере использования, чудные эти качества стираются до невозможной тонкости. Очевидно, быть жалеющим по профессии – это слишком тонко, а где тонко, там и рвется. Эта врач, что не нашла для онемевшей от ужаса Тани других слов, кроме «милиция», была хорошим, опытным гинекологом с твердой рукой и любила повторять: «Я что, должна жалеть каждую дырку? На каждую дырку у меня жалелок не хватит». Хочется, конечно, возразить – а нечего тогда идти во врачи, но отчасти ее можно понять.

Ариша продолжала удивляться на улице, одной рукой поддерживая нервно дрожащую Таню, другой дрожащую от злобного возбуждения Алену, та рвалась в бой, притоптывала в нетерпении – бежать, спасать, нестись с красным флагом на коне! Но куда бежать, когда у Тани в животе – ужас, враг, избавиться немедленно, сделать аборт немедленно, прямо сейчас, не уходя из этого страшного места, от этой страшной вывески «Роддом. Женская консультация»?! Да, понятно, что нельзя, ну а что можно?!

Это был странный год, когда все друг друга по очереди «спасали» – в этот раз была очередь Ариши.

Она рассудительно сказала: «Нельзя, чтобы твоя мама узнала официальным образом. Кто знает, как они сообщают, может, позвонят: “Здравствуйте, с вами говорят из детской комнаты милиции, ваша дочь беременна”. Чему быть, того не миновать, три дня жить с этим – можно сойти с ума. Поехали к твоей маме на работу, на работе она тебя не убьет, я пойду с тобой, а ты, Алена, иди домой…»

– … Я была беременна, – врала Ариша, – я тоже была беременна, – журчала-врала Ариша, глядя честными глазами на обомлевшую Фаину.

Они вызвали ее с обеда и разговаривали на улице, Фаина работала в секретной организации, как говорил Илья, «Фаина делает бомбы», – войти вовнутрь, пройти через проходную им было нельзя. Сейчас это было к лучшему, улица, прохожие, жизнь вокруг придавала всему не трагический, а бытовой оттенок.

– Ты была беременна? – тупо переспросила Фаина. – Не может быть… А твоя мама?..

– Моя мама меня не ругала, зачем ругать, когда нужно помочь? Она мне помогла, и никто, даже папа, ничего не узнал. Вы никому не говорите, это секрет, – журчала-внушала Ариша. – Вы тоже поможете Тане, и никто ничего не узнает, как будто ничего не было…