Евгения Серенко - Волчонок

Бедная сестрёнка! Совсем высохла. Ира ей уже две юбки заузила, а она всё худеет. Четвёртый месяц, а токсикоз не проходит. Татьяна Владимировна говорит, это нормально. Чуть-чуть потерпеть нужно и пройдет. И прийдется не только юбки расставлять – всё новое шить. Ира уже и фасоны для беременных посмотрела, на Нонну прикинула, ткань купила тёплую – зимой и понадобится.

В тот вечер Серёжа задержался на службе, и Нонна пришла к папе одна. Дома никого не было. Она сварила пельмени (они с Серёжей вчера много налепили)… Мороз… на балконе мигом замёрзнут, вытерла пыль, подмела полы, постояла перед маминым портретом… «Мамочка, ты меня слышишь? У меня всё хорошо, через три месяца у тебя будет внучка. Я не точно знаю, что внучка, но Татьяна Владимировна говорит, если живот круглый, будет девочка. Риточка. Рита. Я предложила и Серёжа согласился. А если мальчик, то назовём Антоном. Это Серёжа придумал, ему нравится, как звучит – Антон Сергеевич Сапрон. Мамочка, он очень хороший. Я его так люблю! У Иришки тоже всё хорошо, конечно, учится она так себе, но это не потому, что ленивая, а потому, что много шьёт. Я уж ей говорила – всех денег не заработаешь, но она решила скопить на квартиру. Не хочет в городок возвращаться…. А папу мы не бросаем. И не бросим».

Она вышла на улицу, завернула за угол и закричала – на стылой земле лежал папа. «Папа! Вставай! – просила она. – Мне трудно тебя поднять, помоги мне! Ты такой тяжелый… Папа, помоги мне…»

Ночью Нонна разбудила мужа: «Серёжа, со мной что-то не так. Воды отошли… очень больно… мне страшно».

Нонну привезли в районную больницу под утро, а днём измученному неизвестностью Сергею сказали, что ребенка спасти не удалось. Жену можно будет увидеть, когда проснётся – сейчас спит после наркоза, но детей у нее больше не будет.

Нонна не понимала, почему у нее не было слёз… Ни в больнице, когда Серёжа сообщил ей страшную новость, ни потом, когда горько плакала у нее на груди Иришка, ни дома, когда папа встал перед ней на колени: «Дочка, прости. Никогда больше… ни капли… Маминой памятью клянусь…»

Через месяц Нонна вышла на работу.

Татьяна Владимировна обняла её за плечи и сказала, что все её очень ждали. Завуч спросила, какое расписание она предпочтет – все уроки за три дня или разбросать их на всю неделю. Учитель труда подвинул ей новенький мягкий стул, физрук протянул журнал… Она тихо поблагодарила и едва дождалась звонка.

– Нам прийдётся много работать, – сказала она десятому классу. – Экзамен не за горами, а нужно наверстать то, что пропустили за месяц. Я очень надеюсь, что мы справимся.

– Нонна Кирилловна, – встал Вова Жлобин, – вы не волнуйтесь. Мы химию знаете, как любим? Мы ее больше всего учить будем, мы вас ни за что не подведем.

Никто не заметил, как бесшумно открылась дверь и в класс заглянула завуч – ни мальчишки, демонстративно смотрящие куда-то в сторону, ни девочки, вытирающие глаза, ни Нонна Кирилловна. Она стояла перед притихшим классом и не замечала, как текут по щекам слёзы…

Через два года Нонна и Сергей поехали в детский дом. Документы были собраны, анкеты заполнены, заключения органов опеки и попечительства получены.

За дочкой ли, сыном – они не знали. Верили, что почувствуют – это их ребёнок, когда увидят его.

– Вы очень вовремя приехали, – сказала директор детского дома Зинаида Трофимовна. – Дети сейчас играют, а в играх они хорошо раскрываются, сразу видны характеры. Какой возраст вы бы хотели?

– Года три-четыре, – ответил Сергей. – Мы думаем, это хороший возраст для усыновления.

– Да, конечно. Это очень хороший возраст. Быстро забудут всё, что было до вас.

– Они подсознательно понимают, что среди них выбирают, – объясняла Зинаида Трофимовна и стараются показать себя с самой хорошей стороны. Как могут. Но мы дадим вам самые объективные и исчерпывающие характеристики. Не торопитесь, слушайте интуицию, голос сердца…

Нонна поиграла с девочками в куклы, Сергей побросал с мальчишками мяч… Им нравились дети, такие чистенькие, улыбчивые, но никто не затронул того, о чем говорила Зинаида Трофимовна. Не затронул сердца. После обеда дети легли спать, а Нонна с Сергеем сели около дома на лавочку.

– Не знаю, – сказала Нонна. – Вроде, они все хорошие… А тебе как, Серёжа?

– Да тоже не знаю. Но не будем спешить. Еще раз приедем, а не получится – в городе не один детский дом.

Из открытого окна на первом этаже раздался детский крик. Кто-то, плача, кричал: «Неправда! Это не твоя мама! Не твоя!» «Нет, моя! Она мне мяч привезла, а не тебе!» «А ну-ка, тихо! – прикрикнул на них женский голос. – Всем спать! Антон, ты опять задираешься?» «Это моя мама, – услышали они. – Я ее сразу узнал!» «Как ты мог узнать свою маму, если ты ее никогда не видел? Ложись, я тебя укрою. Спи».