Джеймс Парди - Я — Илайджа Траш

Когда я приблизился к ее стулу, она прошептала:

— Знаешь, Альберт, дитя мое, на чем, по мнению Мима, я сижу?

По ее щекам заструились слезы, смывая французские румяна той же марки, какой пользовался Мим: позже я узнал, что она и впрямь покупала ему всю косметику.

— Ну же, Альберт, ты ведь учился в университете, правда, всего один год, но большинство людей не добиваются даже этого, независимо от происхождения.

— Мне понадобится немного времени, чтобы догадаться, Миллисент, — предупредил я.

— Разве у нас нет вечности?… У меня, по крайней мере, — есть.

Она притянула меня к себе, и капля косметики упала на мое запястье. Миллисент мгновенно промокнула ее большим носовым платком.

— Слушай внимательно. Он сказал, что я сижу на пуфике … — Взмахом руки она указала на свое сиденье, стоявшее на приподнятом помосте. — Разве ты не чувствуешь дьявольской злобы в выборе этого слова? Пуфик!

Я ухмыльнулся во весь рот, а она испытующе посмотрела на меня.

— Я понятия не имею, что делать с другой твоей привязанностью. Он сказал мне, что не будет с тобой общаться, пока ты не бросишь этого второго человека…

— Но никакого второго человека нет…

— Альберт, ты слишком красив для того, чтобы не иметь наперсников, — возразила она.

— Ах, вот оно что, — я сел на крошечный стульчик подле ее «пуфика», а затем, вспомнив словечко, которое она употребила — «наперсники», — не смог удержаться и открыто расхохотался.

— Ну давай, груби и хами, — сказала она. — Но ты не дождешься жалости или понимания от Илайджи. Он превратит мою жизнь в ад, если ты чистосердечно во всем не признаешься. Куда ты, например, ходишь, когда тебя нет с твоим народом в «Райских кущах», Альберт…

— Неужели у меня не может быть личной жизни…

— Мы не следим за тобой, и ты знаешь об этом, Альберт, — теперь она совсем разобиделась и позвонила прислуге.

— Я взяла тебя после первой же встречи, полагаясь на интуицию, да еще из-за твоих изумительных глаз. К тому же твое дыхание благоуханно, словно мед из цветов апельсина — говоря по правде, это и определило мой выбор… Нора, — обратилась она к вошедшей служанке, — принеси поднос с лучшим ликером и, погоди минутку, ради Бога, не выбегай, как курица с перерезанной яремной веной. Будь так любезна, принеси два граненых бокала для вина, побольше, если можно, и погоди минуту, остановись, не мечись так, я хочу к ликеру пресное печенье. Теперь можешь убегать, и надеюсь, что ты… Эта женщина не выносит меня, Альберт, — заметила она, когда служанка ушла. — Я нашла у нее в спальне литературу — она последовательница какого-то популярного культа и верит в то, что наш мир близится к скорому концу. Отсюда ее флегматично-высокомерное отношение ко мне.

— Наверное, вы с Илайджей удивились бы, если бы я пролил перед вами на пол свою сперму, — разумеется, ради вашего же развлечения, — и поразились бы, что она не коричневая! — Перед тем как сделать это заявление, я встал.

— Ужасно смешно, — она задумалась над моими словами, которые я произнес, почти не осознавая, что вообще собираюсь что-то сказать, и точно так же — нет, еще больше, чем она, удивился, когда услышал, что сказал. — Похоже, ты не учел первый урок нашей первой встречи. Меня не интересует ни одна раса, не говоря уж о роде людском в целом. Я согласилась бы жить с бабуинами, если бы они не отличались, по слухам, неприязненным нравом, но, вероятно, они ничуть не хуже этой набожной дуры Норы, которая любит Иисуса, но при этом терпеть не может свою хозяйку и кормилицу.

— А если бы я сказал вам, что влюблен в птицу? — произнес я, потянув ее за платье.

— Альберт, — продолжала она так, словно я ничего не сказал, — однажды после обеда, пару недель назад, из кармана твоих брюк выпал клочок бумаги, исписанный твоей рукой. Я подобрала его с некоторым трудом, но мне не хотелось, чтобы служанка нашла какую-нибудь улику, которую можно использовать против меня, а также против тебя; если желаешь, я верну записку тебе. Я храню ее наверху в надежном месте. На клочке было написано: «Истинны ли беды белых, реальны ли они?» Я долго не могла забыть эту фразу. Но у меня есть для тебя ответ, Альберт. Да, они реальны. Ты не поверишь, но, Бог свидетель, это — факт… Минуту назад ты употребил совершенно однозначное сексуальное выражение. Ты должен выбросить из своей благородной головы мысль о том, что Илайджа или я жаждем твоего тела, хотя его линии изящны и благородны и я день за днем любовалась изгибами твоих рук и бедер. Я совершила все ошибки, присущие человеческому разуму, поэтому во мне почти не осталось ни капли ханжества. Нам не нужна твоя сперма, если воспользоваться тем странным словом, которым ты назвал свой дар миру белых. Нам нужна твоя душа.