Олег Попцов - И власти плен...

Метельников старался быть независимым, хотя вряд ли заблуждался на этот счет — абсолютной независимости быть не может. Избегал посредников. Прямые отношения очевидны (всякий без труда вычислит, с кем ты), но и более результативны. Сейчас он рассеянно поглядывал в окно машины. Дома, посеревшие до крыш, асфальт, разбухший от бесконечных дождей, воздух отяжелел от влаги, сползал на землю вязким туманом. Дождями съедался декабрь, и казалось, что время отодвигалось, пятилось. Весна нескончаемо далеко, потому как на дворе все еще осень, равная вечности…

О чем он думал сейчас? Он любил зиму, томился таким вот изнуряющим, безрадостным предзимьем. И смерть Дармотова, нелепая, случайная, сразу же стала частью этой природной тоски… Было время, они с Голутвиным хаживали на лыжах. Голутвин хотел сосватать за него свою старшую дочь, Метельников тогда был накануне развода. Его первая жена — прожили они совсем мало — то уходила, то возвращалась. Обоим было ясно — жизнь не заладилась, но оба тянули с разрывом, желая, чтобы окончательный шаг был сделан противной стороной. Развод в конце концов был получен. А сватовство так и осталось сватовством, без последствий. Голутвин переусердствовал, пережал. Метельникову предложили двухгодичную поездку в Африку, развод мог оказаться помехой, и он решил повременить; по-иному на ситуацию посмотрел Голутвин, его вмешательство оказалось роковым: кандидатуру Метельникова отвели. Метельников хотя и был огорчен отказом, однако не знал истинных причин и все списал на историю с разводом. Он скоро успокоился, но именно в этот момент тайное стало явным: он узнал о вмешательстве Голутвина в день своего развода.

Они по ошибке явились раньше назначенного часа — их дело слушалось третьим. Время тянулось томительно, ни уехать, ни заняться делом. Он не помнит, о чем они тогда говорили с женой, скорей всего череда каких-то необязательных фраз. Все уже выветрилось: ни переживаний, ни сожалений, ни сочувствий. Присутствие в двух шагах чужой жизни, до такой степени тебе безразличной, что об этом даже лень говорить. Неожиданно жена спохватилась и, как он заметил, даже покраснела от возбуждения. «Чуть не забыла, — сказала жена. — У меня есть для тебя бракоразводный подарок. Иногда зло бывает более порядочным, нежели добро, кричащее на каждом шагу, что оно добро». И жена рассказала ему, что противником африканской поездки был именно Голутвин. Антон не знал, почему, но сразу поверил жене, своей бывшей жене. После развода не стал ничего выяснять. Он не осуждал Голутвина. В поступке Павла Андреевича было что-то даже лестное: Голутвин уже видел Метельникова своим тестем. Один вопрос, впрочем, оставался открытым: знала ли о действиях отца его дочь? Сразу после развода Антон настоял на переводе в другой город.

Там, в другом городе, он получил несколько писем от Марты, так звали дочь Голутвина. Аккуратно, обстоятельно ответил на них. Марта писала ему о своих смутных догадках, ибо откровенного разговора с отцом у нее не получилось. В одном она была уверена: побуждения отца были чистыми. Больше этой темы в письмах они не касались. Судьба следующих писем была иной, письма подолгу залеживались на его рабочем столе без ответа. Надо было настраиваться на ответное письмо, заставлять себя. Да и ее письма лишились скрытого смысла и превратились в пересказ не касающихся его событий. Когда жизнь повторно свела их уже в Москве, Голутвин тотчас дал понять, что причастен к тем далеким событиям и вины особой не чувствует: «Я ведь как лучше хотел. Ты, брат, не держи зла».

Метельников смотрел в окно машины и думал о себе и о Голутвине, словно бы спрашивал себя, действительно ли Голутвин говорит правду. Мысли были отрывочными, внезапно возникали и так же внезапно убывали в значимости, они были бесспорным ответом на слова Голутвина и внешне как бы соприкасались с его словами, однако странным образом тотчас отъединялись от них и, сохраняя общее русло, оставались мыслями совершенно разных людей.

Голутвин говорил о том, что их сближает, о своей радости: Метельников многого достиг. Это прежде всего заслуга самого Антона. «Впрочем, не мне тебе объяснять, в этой жизни все взаимосвязано». Он поддерживал Метельникова не по причине многолетнего знакомства — мало ли людей прошло через его руки? — он видел в нем торжество своих идей, продолжение своих воззрений на развитие отрасли, он видел в нем руководителя со своей экономической моделью.