Олег Попцов - И власти плен...

Голутвин скрылся в проеме высоченных министерских дверей. Метельников вернул зеркало в прежнее положение и еле слышно сказал: «Поехали».

Приглашение пришло заказным письмом с уведомлением о вручении. Левашов, приволакивая разношенными шлепанцами, позевывая, миновал прихожую и открыл входную дверь. Не без удивления принял письмо из рук почтальона, расписался.

— Ну кто там еще, Володя? — Жена была нездорова, заснула лишь под утро, она стояла в дверях спальни, слегка покачиваясь, с полузакрытыми глазами, пытаясь понять причину внезапного пробуждения. — Что-нибудь случилось?

Левашов помахал конвертом.

— От кого, покажи.

— Успокойся. Заказное письмо, с уведомлением. Любовницы таких не пишут.

Жена Левашова — женщина когда-то красивая, с округлым располневшим лицом, постоянно страдала всевозможными недугами. Левашов жену жалел. Порой ему казалось, что именно недомогание и есть ее естественное состояние, с которым раз и навсегда надо примириться. В доме вечно пахло лекарствами, настоями, отварами. Деньги уходили на бесчисленных гомеопатов, травников, специалистов по тибетской медицине. В квартире толклись поклонники сыроедения, голодания, йоготерапии. Мало кто из них имел отношение к медицине, но все охотно ругали существующую врачебную практику, растравляли себя этими разговорами и становились как бы носителями народного гнева по поводу незнающих и нерадивых докторов. Сами они считали себя людьми здоровыми, но здоровыми не по первости своей плоти, не от рождения, а скорее исцелившимися вопреки врачебным вмешательствам. Они охотно, перечисляли болезни, от которых страдали еще недавно, и в е щ а л и. Начинался ритуальный обмен телефонами, рецептами, методами. Это было как помешательство, каждый такой визит являлся началом очередного новомодного увлечения жены. Левашов пробовал быть неучтивым, грубить — ничто не помогало. В конце концов он махнул рукой. Эти люди стали обязательным обществом жены, без которого она не могла существовать.

— Я тоже жду письма, — неожиданно сказала она.

Левашов засмеялся.

— Ты груб, — обиделась жена. — И невоспитан.

— Прости, — сказал Левашов. — Так от кого ты ждешь письма?

— От врача из-под Киева. Говорят, он творит чудеса с полиартритом.

— Очень интересно. Это кто же говорит? — Левашов вздохнул, взгляд оставался отсутствующим. — Еще одна из твоих знаменитостей, которая лечит гипнозом дистрофию, колиты, импотенцию?

— Напрасно ты обижаешь уважаемых и заслуженных людей. — Глаза жены влажно блеснули, она давала понять, что готова заплакать.

— Ну вот…

При всех своих завихрениях она была добра и отзывчива. Про таких говорят, что у них слезы очень близко. Жена легко обижалась, начинала моргать, и слезы появлялись так просто и необъяснимо, что это всякий раз вызывало у Левашова умиление, схожее с восторгом. Он любил жену какой-то странной, опекающей любовью, как может любить отец свою дочь. Он считал ее далеким от жизни человеком. Считал, что ее непосредственность граничит с глупостью. В сущности, он мало знал свою жену, и его удивляло ее очевидное умение нравиться гостям, знакомым. Видимо, осведомленность жены во всевозможных медицинских нововеяниях производила впечатление, и она всегда имела больше слушателей, нежели сам Владимир Арсеньевич Левашов, умный и просвещенный человек. Как казалось Левашову, незнание жизни, отстраненность от ее пороков, от недоброжелательности делали жену в ее суждениях крайне свободной. Любой человеческий поступок она воспринимала в чистом виде и давала ему порой неожиданное и точное определение. Эта наивная мудрость жены раздражала Левашова. Жена не упорствовала, не настаивала на своем мнении, напротив, она обязательно говорила, что Левашов очень умный и, конечно, он прав, ей надо было оставить при себе свои бабьи суждения. Именно это сиротское послушание взвинчивало Левашова до крайности. Тем более что спустя недолгое время он убеждался в правоте жены.

Сейчас он усадил жену рядом и открыл конверт. «Уважаемый Владимир Арсеньевич! Моя жена, Лидия Васильевна Метельникова, и я имеем честь пригласить Вас на банкет по случаю моего 50-летия. Банкет состоится…» Дальше указывались адрес и время. На обратной стороне перечислялись номера маршрутов городского транспорта. В конце карточки чернилами было приписано: «Ждем вас». Левашов упрямо втянул воздух, аккуратно вложил приглашение в конверт и отдал жене. Он был взволнован. Требовалось время, чтобы унять это волнение.