Олег Попцов - И власти плен...

— С какими путевками?

— Я имею в виду крымский пансионат. В управлении, где механизм управления разлажен, все, что не подчиняется этой разлаженности, принято считать неуправляемым.

— Антон Витальевич, не будем затягивать разговор. У нас есть намерение предложить вам возглавить участок работы чрезвычайной важности…

Новый опять сделал паузу. Метельников потер руки, ему показалось, что он замерз.

— …Машиностроительный комплекс в городе Марчевске.

Пустота образовалась внезапно, и дух захватило, словно кто-то заставил его склониться над разверзшейся бездной. Извне, откуда-то издалека, возвращалось ощущение реального. Он переспросил:

— Марчевск? Позвольте, я не собираюсь ехать ни в какой Марчевск! Да и не могу. — Он еще не собрался с мыслями, говорил первое, что пришло в голову. Наверное, он был даже смешон в своем раздражении. — Марчевск, где это? Нет-нет.

— Да вы успокойтесь. Все вы знаете: и где Марчевск, и что это такое. Ну, если хотите, могу уточнить. Это будет наш крупнейший завод. Он уже сейчас дает продукции на двести миллионов в год. А будет вчетверо больше. Это гигант. Вы же сами начинали строить его. Ваши люди монтировали новые линии, а говорите, не знаете.

Волны смятения миновали, отступили. Как после взрыва: еще летит пыль, но уже можно поднять голову, оглядеться, отряхнуться. Вот для чего его вызвали! Что у них там стряслось, в Марчевске? Да и стряслось ли? Нет-нет, не может быть и речи.

— Я не могу принять этого предложения. Сейчас не война, чтобы так вот, вопреки реальности, руководствуясь только личными соображениями, принимать волевое решение.

— Почему же вопреки реальности?.. Вы не правы: исходя из реальности. Я читал ваше выступление на коллегии, когда обсуждался проект строительства. Можно сказать, ваше мнение оказалось тогда решающим, после вас обсуждение пошло по иному руслу. И вот теперь вам предоставляется возможность на практике доказать реальность и точность ваших воззрений. И вдруг вы говорите категорическое «нет!» Нелогично.

— Я понимаю, вы еще не сказали о партийной дисциплине. Какого черта? Там есть директор, толковый, энергичный. Он два или три раза был у меня. Чем он вас не устраивает?

— Его уже нет. Он вчера освобожден от занимаемой должности и исключен из партии.

— Но при чем здесь я?! Как хотите, я говорю — нет.

— Антон Витальевич, я бы не хотел наши отношения начинать со ссоры. Поймите меня правильно. В ваших интересах сказать — да.

— Что вы знаете про мои интересы?

— Всего не знаю, но кое о чем догадываюсь. Могу повторить вашу собственную фразу: важны не факты, а их истолкование. Все, о чем мы здесь говорили, возможно истолковать иначе.

— Вы думаете, я боюсь очередной комиссии?

— Я этого не сказал.

— Проверяйте, трясите, взбалтывайте грязь! Это бездельнику надо кричать, что он много работает. Я говорю — нет.

— Это невозможно, Антон Витальевич. Да и посудите сами. Подписан Указ о награждении вас высоким орденом, и вдруг вы говорите — нет. Это невозможно.

— При чем здесь орден? — пробормотал Метельников. — Это в двадцать лет мы живем, как птицы, снялись и полетели куда глаза глядят…

Помощник поднялся на звук открывающейся двери. Метельников прошел мимо, не замечая помощника, не различая предметов. Вытянутая рука привычно ткнулась в дверь, и та, подчинившись властному жесту, с вызывающей громкостью, непривычной и непозволительной на этом начальственном этаже, открылась. Слух уловил какое-то несоответствие, но сознание уже устремилось вперед. Все потонуло в бессильной ярости, и призывы к самому себе: надо успокоиться, ничего непоправимого не случилось, лишь раздражали очевидной никчемностью и безволием.

Он упал на сиденье и сказал хрипло: «Поехали». Еще выходило, выдыхалось негодование.

— Куда?

— Туда…

Машина понеслась, он не замечал скорости. Нужны доводы. Неопровержимые доводы. Не мой профиль. Я инженер, а не строитель. А там еще строить и строить. Не все просто в семье, это назначение подведет черту в отношениях с женой. И без того не рай. Череда доводов становилась все длиннее, и по мере отдаления они словно бы теряли отчетливость, размывались до плохо различимых контуров, а затем и вовсе растворялись. Появилось тягостное чувство незащищенности и полной зависимости от воли и каприза в общем-то незнакомых ему людей.

Его убирают. Но не просто так, а со значением: дают орден — и определяют в ссылку! Кому нужны эти всплески, эта аффектация: «Только вы. Ваш авторитет. Ваши знания…»