Александр Малюгин - Затмить Земфиру

Ужин длился долго, около четырех часов. Я с горя наклюкался и стал терзать Мавра провокационными вопросами из египетской истории. Типа кем все-таки была Хатшепсут [16]– мужчиной или женщиной? Коп не расслышал, а то бы, местный Геродот, закатал в кандалы.

Наконец решили проветриться. Окруженная офицерами, под ручку с Мавром, Маня выкатилась из ресторана. И тут произошло нечто. Над пальмами проносилась стая неведомых мне птиц. Словно вражеские бомбардировщики, они накрыли темным облаком всю нашу компанию. Через секунду Маня взвизгнула: «Ой, блин!» Повозюкала рукой по голове. Куча птичьего дерьма. Не знаю, где хургадские копы набрались этих красивых жестов, но вдруг без всякой команды они рухнули на колени и схватились граблями за подол Маниной юбки. Что за оперетка такая?

Мавр тут же, торжественно улыбаясь, объяснил. Дескать, примета, знак, по египетским верованиям: если на тебя какает птица, значит, ты – избранная, ты царица Хатшепсут (про фараоншу это я уже от себя Мане перевел). Ты избранная и приносишь удачу другим, если до тебя дотронуться. Потому офицеры и преклонили колени. «И так будут стоять хоть до рассвета, если ты прикажешь, о великая и лучезарная Хатшепсут!» – провозгласил я с пафосом, ибо вся эта срань господня мне была очень даже по душе. Я надеялся, что, вывалянная в Шоколаде, непредсказуемая певунья одумается и плюнет на свою Бугульму. И самое интересное – повелась, повелась на эту туфту, звездулька моя! А вы бы не повелись? Из восьми голов птица выбрала именно Манину. Да еще попала точнехонько на заклеенную пластырем коралловую рану! Девушка действительно стала безумно верить во всякие приметы и знаки. «Я остаюсь! – завопила она. – Я остаюсь!»

Офицеры взволновались: что приказывает, что желает избранная? Я перевел: хочу стать звездой и стану.

Затем быстро стер с Маниной головы птичье дерьмо собственным носовым платком.

Однако чудеса продолжались, уже в гостинице. После того как мы вдрызг разодрали мокрые казенные простыни (Маня была в таком ударе, что у меня мелькнуло, а не является ли птичье дерьмо неким афродизиаком?), я предложил певунье выйти за меня замуж. Несмотря на обволакивающий хмель, сердце мое колотилось в тот момент, как шизофреник в период обострения.

Неожиданно Маня согласилась.

Утром в самолете певунья была настроена крайне решительно. Я же страдал от похмелья и отступал по всем фронтам.

– Хватит расслабляться, – втолковывала мне Маня. – С отдыхом покончено. С нытьем покончено, ожиданием неизвестно чего, промедлением и ничегонеделанием.

– Тебя похмелье не мучит? Может, пивка?

– И с пьянством тоже покончено! Меня, кстати, на рассвете так колбасило – две песни сочинила. И, прикинь, никакой Земфиры! Даже не пахло. Так перло, так перло! Я должна выстрелить осенью, все. Хватит, блин, расслабляться. Чуть в Бугульму не уехала, прикинь?

– Между прочим, из-за этого я так вчера и нажрался, – заметил я со вздохом.

– Да ладно, алкаш! Ты вот что, десять минут тебе. Ты мой пресс-атташе или кто? Десять минут – и две свежие идеи по поводу моей раскрутки.

– Ты сначала песни запиши.

– Неважно! Будем раскручивать заранее, без песен пока.

– Заранее? Тогда мне пива. Два.

– Бери, алкаш, – уступила Маня.

Я купил у стюардессы пару банок «Баварии». В минуту осушил.

– Сейчас и у меня попрет, – прикрыл глаза, слушая мелодию самолетных турбин. – О! Пошло. Понимаешь, женушка...

– Не называй меня, блин, женушкой!

– Хорошо. Понимаешь, Маня, если б ты уже была звездой, можно было прогнать фишку с птичьим дерьмом. «Избранная! Все офицеры Хургады стояли перед ней на коленях!..»

– Не надо с дерьмом. Прилипнет на всю жизнь.

– Согласен. Поэтому предлагаю роман с реальной звездой.

– Как это?

– Выдуманный любовный роман.

– С кем конкретно?

– Конкретно пока не знаю. Но сейчас расскажу тебе, как прокрутил эту фишку с группой «Лицей». Я там подрабатывал одно время пресс-секретарем.

Трио «Лицей» тогда пребывало в глубоком ауте. После стопроцентного хита «Осень», за который группа даже получила какую-то премию от самой Аллы Пугачевой, ничего равноценного спето не было. Пресс-атташе они сроду не держали, и я очень удивился, когда продюсер и композитор «Лицея» Алексей Макаревич предложил мне эту работу. Причина выяснилась быстро: на носу десятилетие группы и выпуск нового альбома.

На перекладных я добрался до Сетуни – сиротского района Москвы, где в низкорослом казарменного вида здании ютилась репетиционная база «Лицея». Поскольку предварительный сговор состоялся, я приехал с готовой идеей. Настя Макаревич, Аня Плетнева и Изольда Ишханишвили, запахнувшись в живописные шубы, уже ожидали меня на диванчике.