— Кэлками! Кэлками! — громко позвала Акулина. Кэлками остановил Поктрэвкана и обернулся.
— Что случилось? — спросил он жену.
— Долго еще будем кочевать? Олени голодные, устали, наверное. Как бы нам не наскочить на стоянку впереди идущих охотников, — спросила Акулина.
— Я сам скажу, когда нам остановиться. Группа Илани ушла далеко. И звено Каяни тоже неблизко. Видишь, шли без остановок и наверняка на приличном расстоянии заночуют. — Ты, Ако, старайся меня не отвлекать, а то сбиваемся с ритма хода. Ладно? — ответил Кэлками и ловко сел на крепкую спину Поктрэвкана.
— Ладно. Кочевать так кочевать. Малый ребенок не заплачет, и дорогу торить не надо, сиди в седле и пой, — сострила Акулина и сама себе улыбнулась.
Но Кэлками уже не слышал ее и, напряженно глядя на дорогу, продолжал ехать дальше. За годы кочевок по тайге Кэлками безошибочно научился определять расстояния, которые покрывает он за день или два. Он и сейчас уверен, что Антон разобьет стоянку на слиянии Ирбыки и речки Яссекан. А Семен Каяни остановится ночевать на правом берегу Ирбыки, перейдя ручей Дури. Тут и к бабке не ходи. И в уме видя эту картину, Кэлками сейчас думает остановиться прямо посреди поляны, именуемой Момикая. «Там всегда снегу мало, зато корма много. И что характерно, по ручейкам густо зимует сочный хиват (хвощ). Вот где олени наедятся после хорошей перекочевки», — так думал Кэлками.
Все последние дни настроение у супругов было превосходное. До остановки оставалось немного. Срезать по льду короткий прижим реки, подняться на левый берег и свернуть с основной дороги, затем чуть углубиться в лесок, откуда открывается поляна, покрытая редкими островками карликовой березки. Акулина немного поотстала, Кэлками слез с седла, снял свои лыжи, привязанные поверх вьюка, и сразу стал на них, привычно засунув носки ног в кожаные стремена.
— Ако, у тебя все в порядке? — спросил он у жены.
— Да, просто медленно ехала, — ответила она.
— Уже сворачиваем к месту стоянки, ты не слезай, снег здесь неглубокий, я на лыжах проведу, — сказал Кэлками и повел оленей по целине.
Вот и поляна Момикая. Не доходя до середины поляны, Кэлками остановил оленей и привязал поводок Поктрэвкана к сучковатому дереву, низко наклоненному над сугробом. Дерево сухое, и его обломленная крона уперлась в землю. Кэлками кругами походил между тонкими кустиками, торчащими из-под снега, концом посоха его протыкая, чтобы убедиться, что здесь ровно и нет колдобин. Отметив палкой выбранное место под палатку, он направился к привязанным оленям.
— Подъезжай к моему посоху, там палатку будем ставить, — сказал он Акулине.
Разгрузив оленей, отпустили их пастись. Шумно отряхиваясь, животные начали расходиться в поисках корма. Правда, некоторые из них еще терли свои натруженные спины отростками и стволами рогов. Но молодого белого оленя, которому на днях дали кличку Кабяв, то есть — Куропач, Кэлками отпускать пока не стал, а привязал в сторонке. Сегодня утром, когда супруги ловили оленей, Куропач не хотел поддаваться и, низко опустив голову, все нырял между оленей, норовя выскочить из загона. Если он так выскочит, то по дороге может убежать и потеряться. К тому же он способен привыкнуть отлынивать от вьюка и упряжки. Таких случаев Кэлками знает немало.
— Давай немного передохнем и начнем устраивать жилье, — сказала Акулина, присаживаясь на мунгурку. Покурив, супруги принялись за дело. У них была широкая деревянная лопата с короткой ручкой, умело стесанной вместе с лопатой из одного тополя, расколотого пополам, а потом высушенной. Лопата легкая и компактная. Без такого орудия охотник или оленевод-кочевник не обходится. Пока муж расчищал площадку, Акулина распаковала увязанную в виде мунгурки палатку, в которую была уложена вся кухонная посуда и ящичек с чашками. Другой такой же парный увязанный вьюк со спальными мешками и постелью женщина уже развязала. А габаритные вещи, которые не входят в мунгурки, она старательно упаковывает, иначе они во время кочевки могут рассыпаться. Для этих целей у семьи имеются тонкие, но прочные шнуры. Тем временем Кэлками содрал лопатой весь мох в том месте, где будет поставлена печка. И уже на расчищенную землю уложил две сырые обтесанные чурки, на которые и ляжет печь.
Он выбрал две тонкие лиственницы с густыми раскидистыми ветками и повалил их. Аккуратно вырубив ветки, сложил их в две большие кучи и, отрубив тонкую верхушку дерева, заострил ее. Острым концом палки он проткнул сверху кучу веток, как валок сена вилами, кинул на плечо и понес к палатке. Выдернув заостренную палку, он пошел за второй кучей. Так оказалось легче и быстрее, чем таскать ветки веревкой. Хорошо, что мерзлые ветки не ломаются. Настелив ветки, нарубил дров. «До утра хватит…», — подумал Кэлками. Экономя драгоценное время кочевой жизни и собственные силы, он всегда старался не делать того, что ему не пригодится. А то сойдешь с ритма, потом сложнее бывает восстановиться, как бы вставать на собственную лыжню.
Читать дальше