Константин Ханькан - Кэлками. Том 1

— Хорошо, мог бы и раньше напомнить, я свой тоже заменю. А то сколько уже проездили на одних мунрукасах (заячьих шкурках), — ответила Акулина, извлекая ужин из кастрюли стареньким уривыном (металлическим крюком).

— А ты завтра дома остаешься или пойдешь куда? — спросил Кэлками.

— Чего же я целый день буду дома сидеть? Натаю воды, еду приготовлю и поеду на Бурначе назад по нашему следу и вдоль дороги буду охотиться. Ты утром поймай моего запасного оленя Бурначу и привяжи на длинный поводок, — сказала Акулина.

— Ты, Ако, собаку обязательно возьми. Утэ быстро находит кормящихся по лесу белок. А Бурначу я тут, рядышком привяжу, пусть кормится, пока ты с хлопотами закончишь. Я пораньше выеду, инунду (грузовой олень под охотничью добычу) с порожней сумой уведу с собой, вдруг кого добуду. Свежего мяса привезу, — продолжает говорить Кэлками, натачивая охотничий нож изношенным брусочком из темного продолговатого камня.

По укоренившейся с годами привычке Кэлками проснулся рано. Но не мог понять, утро или ночь еще во дворе. Вроде бы, выспался, и пес ворочается в своем углу, звучно зевая. Пора вставать, животные, хоть олени или собаки, не говоря уже о белке, чувствуют, притом в любую погоду, ночь еще или утро наступает. Кэлками нащупал спички с кисетом у изголовья, высунулся из спальника и разжег огонь в печке. Дрова разгорелись, и печка загудела, распространяя приятное тепло внутри палатки. Он закурил, прежде чем одеваться. Выйдя из палатки, глянул на звездное небо. Да, уже утро, вот-вот появится заря.

«Соболиное утро в самом разгаре. Хэгып ( соболь) вышел на охоту. За соболем покинет свое уютное гайно и белка и помчится на поиски спрятанных грибов и орехов. Только охотник Кэлками, еще сонный, как медведь, возится в своей жарко натопленной палатке», — подумал Кэлками, входя в палатку. Правда, он хоть глубокой ночью, хоть ранним утром может ориентироваться во времени по расположению в небе некоторых звезд и луны. К примеру, в каком положении находятся созвездия Илин, Илкун, Бонггачар, Делгынкыл и, конечно же, белая луна. А днем — по солнцу. Так что охотник Кэлками тоже не лыком шит по сравнению со зверюшками, и кое в чем кумекает, чтобы определить, утро сейчас или полночь. Для него это были самые точные часы. Звезды тоже кочуют по небу, как Кэлками по своему таежному маршруту.

С утренней едой и чаем Кэлками быстро управился. Разрубив пополам сушеную беличью тушку, положил ее в боковой карман телогрейки, чтобы подманить верховых оленей Поктрэвкана и Бурначу.

— Кыв-кыв-кыв, — закыськал он, скопив на языке обильную слюну, будто на языке булькает что-то жидкое. И тут же гортанно закричал: яя-яя-яя! — чтобы привлечь внимание животных к себе.

Олени перестали выщипывать из-под снега ягель и быстро направились к хозяину. Они окружили его со всех сторон, учуяв запах белки, норовя схватить лакомство. Но Кэлками прятал приманку, отводя руку за спину. Поймав нужных ему оленей, повел их к палатке. Верхового жены Бурначу привязал недалеко от палатки, где снег не был вытоптан оленями. Бурнача еще покормится, пока хозяйка не освободится. Кэлками забежал в палатку и, выпив чашку теплого чая, снова вышел. Погрузил обе пустые мунгурки на двух грузовых оленей и, оседлав Поктрэвкана, выехал.

Верховой шел быстро и с настроением, может, еще и потому, что Кэлками не часто седлал его. По пятам за Поктрэвканом поспешали два вьючных оленя. Оба грузовых оленя были молодые и всего вторую зиму ходили на промысел. Снег здесь без плотных заносов, как вблизи морского побережья, где всю зиму господствуют ветра. Тут, в глубине тайги, зима тихая, но зато морозная. Но лучше мороз, чем пурги. Старых следов диких оленей попадается много, некоторые пересекаются со следами лосей, часто ходивших по ручьям, где растет молодой сочный тальник. Кэлками хорошо понимает зверье: кто, куда и по какой нужде проходил. Вот и он тоже по надобности едет по долине реки Мурэду. Охотник спустился на небольшую речушку. Кустарник по ее берегам в основном выеден и обломан лосями.

«В какой же стороне лоси могут находиться? Наверное, внизу, где гуще кусты и топольник есть. Такие места лось любит», — подумал Кэлками, переезжая речку, чтобы подняться на длинную балку и там осмотреться, как ему дальше идти, чтобы не наехать на зверей, находящихся на дневке.

Поднявшись на возвышенность, которую облюбовал с того берега, он бросил взор вниз по речке, где, по его предположению, могут пастись лоси. С седла ему хорошо видно. Но пока ничего подозрительного. Однако Поктрэвкан, в отличие от своего хозяина, повернул свою крупную голову вправо, куда простирается редколесье, уходящее вдаль к подножию сопок. Грузовые олени смотрели в ту же сторону. Ближе обозримого редколесья еще тянется невысокая, но волнистая возвышенность, похожая на речную террасу, уходящую вниз, на северо-запад, куда течет речушка, которую недавно переходил Кэлками. Местность пересеченная, глубокие болотистые ложбины, овраги, будто мучное тесто, взбитое мощною рукою. Много ли надо места, чтобы укрыться осторожному табуну диких оленей? Кэлками верил и не верил поведению своих оленей. Животные, направив уши вперед, как локаторы, по-прежнему смотрели на марь. Это уже серьезно. Поктрэвкан — не Кэлками, он тот же дикарь. Кого они видят или слышат? Росомаху? Вполне может быть. В глухой безлюдной тайге все может быть. Кэлками скинул охотничий карабин и зарядил его. Но было уже поздно… Далеко, на дальней окраине мари вился морозный пар от разгоряченного дыхания уходящего табуна диких оленей. Увлекся Кэлками сохатыми, все больше на речку смотрел. А олени лежали с противоположной стороны невысокого холмика в глубокой ложбине. Но кружащий ветерок нечаянно набросил опасный запах прямо на табун. Дикари сорвались как от страшного удара кнута и понеслись через равнину в сторону белеющих спасительных гор.