Константин Ханькан - Кэлками. Том 1

Я сел на корму и, опустив легкий руль, стал рулить. Эта лодка у нас большая, поэтому гребут вдвоем, чтобы легче было, да и скорость будет выше. Повсюду мелькали белые спины белух, слышались тяжелые вздохи: «Уф-уф!»… Над водой сновали бакланы, кричали чайки, с воздуха ныряли крачки, вереницами летали пестрые самцы очковой гаги (местные называют их багулами). В реках сейчас половодье, поэтому наносного плавника на воде много. Плавают бревна, целые деревья с корнями, ветки, сучья. На плавающих палках сидят морские птицы. Все три лодки идут цепочкой, носом к корме. Плывем быстро, отливное течение помогает. Море тихое. Мелкая зыбь слегка бьет по бортам лодок.

— Вот мчится тройка почтовая по Волге-матушке зимой, — высоким голосом запел Колька Антропов, наш лучший певец из бригады ставников. Уж так завелось с годами, что рыбаки называют тех, кто работает на ставном неводе «ставниками», а кто на закидном — «закидниками».

Его поддержал не менее хороший певец, тоже Коля, Хинянов. Оба Коли были участниками художественной самодеятельности нашего колхоза. Кстати, Антропов дружит с девушкой Дашей, недавно она его провожала на море. Дашенька Туркани, так ее звали, практикантка Дебинского медучилища, и теперь обслуживает как фельдшер все рыболовецкие бригады. Умница, хорошо работает, из бригады в бригаду мотается со своей большущей сумкой. Днем, пока рыбаки отдыхают, успевает давление померить, прослушать, нет ли в легких хрипов.

— Дашенька, ну ты же уже вчера давление мерила, ну не могли же мы за сутки заболеть, — говорит ей бывалый рыбак Аким Иванович.

— Аким Иванович, профилактический контроль никогда не помешает, вы же постоянно на воде да на ветру, так и заболеть недолго… — отвечает она.

— Будет, будет с девчонки толк, сразу видно, — говорит рыбак.

Время от времени мы меняем друг друга. Грести нетяжело, одно удовольствие. Мы громко переговариваемся между собой.

Вот и серая громада птичьего острова. Сотни, а может, тысячи птиц облепили скалу со всех сторон. Огромный каменный остров серо-белый от птичьего помета. С северо-восточной стороны остров пологий. Здесь мы и причаливаемся. Подтянули лодки повыше на камни, привязали и выгрузили все шмотье.

Над Бурындей висит невообразимый гвалт птиц, будто весь воздух пропитан и насыщен птичьим криком. Основная масса гнездящейся на острове птицы — кайры. Очень много чаек, бакланов, топорков и еще кого-то — не знаю их названия.

Забрав ведра, бачки, легкие ящики из под печенья, кастрюли и веревки, поднимаемся на самую верхнюю площадку острова. Наши кепки и куртки побелели от помета. Приступили к съему яиц.

Михайло первым обвязался крест-накрест, пропустив веревку под мышками. Прикрепил перед собой ведро и стал спускаться вниз, наступая на выступы скалы. Мы втроем, сидя на камнях, удерживаем его сверху. Через некоторое время Михаил дернул за веревку: мол, поднимайте. Ведро его было полное.

После второй «ходки» Михайлу заменил Прокопий. После второго спуска Прокопий был без кепки, лоб его с небольшим фингалом покраснел.

— Какая-то птица ударилась о мое лицо и сбила кепку. Удар был сильный, аж искры из глаз посыпались, — сказал Проша.

Михайло и Прокопий вспотели, им жарко, и они решили перекурить. Пока они курили, мы с Ромкой пошли к южной оконечности острова.

Неширокая площадка вершины поросла короткой густой травой, колыхающейся, словно степной ковыль. Впереди нас, пересекая остров поперек, прыжками пробежала невесть откуда взявшаяся лиса и шмыгнула в скальный обрыв. Из земляных норок-гнезд то и дело выпархивали топорки и тотчас вливались в массу беснующейся в воздухе птицы. Легкая зеленоватая волна была о полированные громады темных камней у подножия скалы-острова.

Поглядев вниз, сразу отошел назад: закружилась голова. Наши соседи тоже отдыхали.

— Костя, вы скажите Михаиле, чтобы в каждом гнезде оставляли яйца, пусть не добирают, — сказал Кеня, старший по лодке «ставников», поправляя лямки на себе, очевидно, готовясь к спуску.

— Они так и делают, — отвечаю Кене.

На нескольких широких валунах, выступивших из-под воды, нежась на солнце, дремали ларги. Между ними спокойно сновали большие серебристые чайки. А ближе к краю застыли, будто изваяния, черные птицы, это Беринговы бакланы. Но яйца бакланов никто не собирает, и охотники не бьют самих птиц, вроде даже брезгуют ими. Старые эвены считают этих птиц морскими воронами. Мы с Ромой двумя ведрами носим собранные яйца вниз, к лодке. Наши сборщики работают не спеша, с отдыхами, выбирая наиболее безопасные карнизы и выступы. У Прокопия на шее висит еще и дополнительный брезентовый мешок, который тоже наполняет яйцами. Наши соседи собирают с другой, южной стороны Бурынди. Рано еще, даже обеда нет. Можно и целый день собирать. Но утомительно, напряжение большое, не столько физическое, сколько нервное.