Евгения Некрасова - Сестромам. О тех, кто будет маяться

Ангелина Ивановна обняла Костичку, отвязала собаку от его браслета. Та р-р-р-рычала и лаяла в предвкушении страшной обычной судьбы. Костичка, птичка моя, любушек, нельзя мне дальше. Время прошло. Костя качал головой и приговаривал, что нет уж. Ангелина Ивановна укачивала: Костичка, ты вон какой, сколько ещё всего… Костя качал головой и приговаривал, что как это. Костичка, век тебя не забуду… Костя заплакал, Ольга собрала вещи и увела мать домой.

В Комп-доктор Ангелина Ивановна больше не пошла. Дочки-матери съездили – забрали паспорт у механической девицы в аквариуме. Дочки-матери приготовили обед и ужин. Дочки-матери вымыли всю посуду в трёхчастной. Первые дни Ольга постилась, терпела, помогала. Выкинула материну молниевую собачку из чистого старания. Потом отстала от помощи, заново принялась зацыкивать, пилить, заставлять, наставлять, ругать мать. Уговаривала её пойти в пенсионный. Ангелина Ивановна обратно заангелилась – дело делала и внимания не обращала. Домашней работы за недели дочкиной самостоятельности накопилось – не отвлечёшься. Однажды вдруг распрямилась от пола – Ангелину Ивановну осенило, что сейчас уже осень. А как же я-я-я-я-я-я-яблони, как же я-я-я-я-я-яблони? Успеть назад до Ольги – забежала в автобус и на дачу.

Ангелина Ивановна просила у яблонь прощения. Замученные ненужными человеку плодами, тянулись в землю даже пустыми ветками. Под деревьями вповалку лежали полусгнившие яблоки. Урод-урожай. Подняла, надкусила – в коричневой мякоти дёргался червь. Через четверть часа нервные контролёрши штурмовали вагон. Пока дошли до Ангелины Ивановны от одного края к другому, она, безбилетная, – ужалась, сморщилась, сгорбилась, полысела, защербатила – обратно в старуху восьмидесяти лет. И ей простили.

Узоры на кошкином теле были похожи на татуировки. Они выглядели недавно выведенными чёрной тушью рисунками на серой коже. Вблизи та оказывалась короткой шерстью. Кошку называли Пиратка за агрессию и любопытство. Когда её нашли на улице ещё котёнком, то решили, что она мальчик. Чуть пожили с новым животным, испытали на себе его вечное беспокойство, беспрерывное лазанье по всем углам и прыганье с дверей на плечи, корябанье людских рук, анархические туалетные привычки и воровство еды, и дали ему кличку Пират. Потом вгляделись, добавили женское «ка». К тому времени кошка перестала воровать и гадить в неположенных местах. Остальное продолжалось. Беззубый родственник хозяев, добравшийся к ним однажды с Севера, назвал её Зэчкой. Кошка как воздух лезла во все пространства квартиры и всегда пыталась вырваться в свободу, в океан жутких порядков и страшных вещей. Там не кормили, там драли когтями глаза и живот, там насиловали, давили колёсами, вешали на турникетах и ветках несильными детскими руками. Пиратка, конечно, всего этого боялась, но всё равно рвалась. Люди валили это стремление на инстинкт, а кошка просто чувствовала себя бесполезной и мёртвой, если долго оставалась дома – спать на диване и хрустеть кошачьей едой.

Она сбегала, но всегда возвращалась. Взрослые делали вид, что им плевать, а на самом деле, они мучились хуже своих детей. Когда стихия выбрасывала Пиратку обратно на порог – худую, умную и спокойную, – дети радовались, а взрослые ритуально злились на кошку, но она ощущала, что они на самом деле гордятся ей и завидуют. С их правильной, человеческой жизнью они не могли позволить себе этот вольный прыжок с пирса подъезда. Дети, кредиты, дрейфущая рядом возможность собственного жилья. Свободы в их мире не существовало.

Пиратка редко шла на руки, особенно к детям, те реже кормили её. Она не видела смысла тратить на них своё время и телесное тепло. Женщине и мужчине она разрешала гладить себя, иногда сидела с ними рядом на диване, бывало, спала под их кроватью. Своими домашними днями, чаще ночами она неслышно ходила по съёмной квартире и изучала, обнюхивала, осматривала заставленные углы, ниши кладовых, полки шкафов и мебельные спины. «Чего она делает?» – спрашивал сын-хозяин. «Она делает, что хочет», – отвечала дочь-хозяйка.

Пиратка дома не воровала еду и не атаковала людей. Но, оказавшись на улице, она превращалась в воровку и серийную убийцу. Она выдирала из ртов бездомных кошек еду, вынесенную сердечными немолодыми женщинами. Она прыгала на пластиковые столы хот-догной и крала сосиски. Однажды она выкусила курицу из несенного подростком пакета. Когтями разрывала мышей и лягушек и выедала их животы. Однажды один за одним принесла семь задушенных птенцов хозяевам через открытое летом окно. Выложила на диване. Дети испугались и немного восхитились, а взрослые долго не могли прийти в себя и общались с Пираткой очень формально ещё две недели. Она ощутила, что причина кроется в её недавнем походе в открытый океан, и сделалась ласковей и социальней обычного. Поиграла с детьми, поиграла со взрослыми, дала себя всем погладить. И хозяйская память затуманилась нежным, урчащим мороком.