Александр Григоров - Знать [СИ]

Водитель маршрутки месяц назад работал старшим научным сотрудником. Участник заговорщицких посиделок, он согласился помочь товарищам и снялся с линии на час.

Как только хлопнула дверь, и машина тронулась, в салоне окончательно почувствовали свободу. Завязался веселый разговор — легко шутить над опасностью, когда она позади.

— Здорово он козырял нашему старикану!

— И вытянулся! Во фрунт!

— Вот это талант у человека.

— Рёшик говорит, у всех есть талант.

— А где будет Рёшик, когда тебя заметут по-тихому?

— А за что меня мести?

— Придумают. Короче, мужики, я пас. В эти интеллектуальные игры больше не играю.

— Что, испугал «обезьянник»? Ну и вали, нам такие герои не нужны.

— Посмотрю, что сам запоешь, когда они за семью возьмутся.

Все замолчали. В мыслях о близких людях, которые натерпелись от принципиальности отцов семейства, лихость потерялась.

Поникших бунтарей вывела из ступора внезапная находка — тощий юноша в узких, висящих между ног джинсах, широкой оранжевой куртке и ботинках-кедах на толстой подошве. На плече у непрошеного попутчика висел рюкзак. Парень сначала смеялся вместе со всеми, а потом задумчиво уставился в окно.

— Але, молодой человек, ты откуда?

— Откуда и вы, — ответил тинэйджер ломающимся голосом, — из отделения. Смылся под шум загрузки, пока майор мышкой щелкал, а сержант протоколы искал. Знатно ваш дядька им голову задурил.

— Ребята, может, вернем мальца? Как-то неправильно получается.

— Чего тут неправильного, — обиделся юноша, — вы сами считай что сбежали.

— Слушай, пацан, ты вообще кто?

— Ростислав. А вы кто?

— Дед Пихто!

Шутник согнулся пополам от боли и кувыркнулся вперед.

Ростислав отвернулся и стал смотреть на мелькающие панельные дома.

После взрыва и пожара лаборатория профессора Бронского выглядела, как Гоморра — выжженная, но очищенная от грехов. Такого порядка в ней не водилось с момента постройки ИНЯДа. Капитальный ремонт профессор отложил, чтобы не отвлекаться от сборки новой модели реактора. Сделали косметический. Нет худа без добра — вместо древнего компьютера поставили мощную машину, детали кастрюльного корпуса сияли заводским блеском, провода еще не собрали пыль и пахли обмоткой.

Николай Вальтерович работал дни и ночи, хотел успеть к дате презентации. Спустя месяцы ожидания, наконец, привезли «сердце» установки — магнетик из сверхпроводящих молекулярных кластеров. Композитный металл на основе ртути обеспечит обратную связь от плазмы к реактору, что и будет предтечей управляемого термоядерного синтеза.

— Schöner, — шептал Бронский, гладя на кусок трубы диаметром в обхват.

Бронский собирал детище подобно художнику, который грунтует холст, делает набросок и подбирает краски. Нежное прикосновение кисти, и основа реактора появилась на столе из небытия. Точным движением стал на место корпус. Его волшебство — огромная магнитная проницаемость, меняющаяся от температуры: чем она выше, тем больше поле. Потому плазма не выйдет из равновесия.

Новые детали Бронский привез из Столицы буквально на себе. Магнетик делали на заводе в соседней стране. Перевезти его через границу оказалось дольше, чем изготовить. Декларации, накладные, пропуски — проклятые бумаги.

Последний штрих — подключение установки к компьютеру.

Бронский отошел к окну и посмотрел на картину. Пусть акварель подсохнет, тогда оформим шедевр и — на презентацию.

Оглядывая свое творение, профессор не удержался от соблазна проверить его в действии.

Дрожащими руками включил питание и запустил в щадящем режиме, для прогрева. Затаив дыхание, откачал из цилиндра воздух и пустил аргон.

Аппарат гудел, вибрировал, но работал в штатном режиме. Николай Вальтерович положил ладонь на стенку корпуса и почувствовал себя будущим отцом, который гладит живот супруги.

На участках экрана появились расчерченные зоны со столбиками цифр и двумя графиками интенсивности пучков. Цифры-отметки о состоянии магнитов менялись, мигания напоминали цыганский танец: движения хаотичные, но вместе сливаются в осмысленную постановку. Бронский засмотрелся в монитор, забыв обо всем на свете, что тоже входит в замысел цыганских представлений.

Команда с клавиатуры — плазма вышла из состояния покоя. Танец превратился в безумную пляску, где нет места эстетике. Числа бились в конвульсиях и рвались из ненавистной ловушки.

Кривая интенсивности ползет почти горизонтально, с легким уклоном вниз. Со временем пучок расшатывается — трется о коллиматоры и попадает в резонансы. Привет от закона сохранения энергии.