Александр Григоров - Знать [СИ]

Последние слова она прокричала, но открывающиеся створки заглушили крик.

— Не ори, дура, — прошипела Потемкина, когда двери закрылись. — По-твоему, с «такими великими людьми» рядом должны находиться серые мыши? Чтобы он стыдился? А он стыдится. Да, ты первая заняла место, но кто сказал, что навсегда? — Фира повысила голос. — Великие к великим тянутся, неважно — святые или грешники. А насчет соблазнила… он ко мне еще придет.

Лифт затрясся и стал намертво. Мигнув, погас свет. Обе «воительницы» замолчали.

Жать кнопки оказалось бесполезно, вызова диспетчера нет, везде сплошная автоматика. Через несколько минут с той стороны раздался нетвердый тенорок:

— Есть кто-нибудь?

Девушки ответили в один голос.

— Ну тык и посидите чуток. Провод в щитке перегорел.

Фира выругалась вслух — настолько живописно, что по ту сторону лифта посочувствовали:

— Туда, туда, куда ж еще?

Потемкина достала телефон и осветила кабину синеватым лучом.

— Алло. Да, я. В лифте сижу. В лифте застряла, глухой, что ли?! Ну вот не могу, как видишь. Пошли кого-нибудь с оператором.

Она закончила, но телефон не положила, а осматривала лицо в мониторе через фронтальную камеру. Как будто кто-то ее здесь видит. Впрочем — видит.

— Привычка, — объяснила она. — Есть такие вещи, в которых нужна постоянная тренировка. Ладно, не забивай голову, не допрешь.

Экран погас, струйки отраженного света пробирались через вентиляционные отверстия.

— А может, и допру! — огрызнулась Яся. — Я год общаюсь с людьми, которые постоянно тренируются. И делают это не ради позерства. Я не умею самоотверженно мазаться и ходить на высоких каблуках, но что такое красота, понимаю.

Даже в полумраке чувствовалось, что Фира беззвучно смеется.

— А чего ж ты, такая красивая, не стала такой умной? Я слышала, ты к знати имеешь касательное отношение. Сама в этом деле никакая.

— Это совершенно другое! — пискнула Яся. Голос ее прозвучал на всю шахту. — Не каждому дано. За таких, как я, знатоки рискуют в боях с теми, кого облизывает телевидение!

На минуту замолчали.

— В ИНЯДе твой Рёшик, — Фира подчеркнула слово «твой». — Я на съемку туда собиралась. Облизать, значит, хотела.

— Почему он не сказал? — спросила сама себя Яся.

— Потому что есть вещи, о которых мужики молчат. И это необязательно касается размера.

Вокруг лифта крутилась жизнь — шаркали подошвы, витали запахи, мешались в какофонии голоса. Посреди рабочего хаоса, как мухи в янтарь, влипли две любящие, но одинокие женщины. Когда-нибудь монтеры-археологи достанут их из толщи: так выглядели офисные дамы эпохи позднего медиа-холдинга.

Первой зашмыгала носом Яся. Фира терла глаза, стараясь, чтобы в темноте это выглядело как поправка макияжа. Но не сдержалась. Через минуту рыдали в два голоса: Звонова тонко и прерывисто, Потемкина — глухо, с обертонами…

…Они вышли спустя час. Обе — с красными глазами, молча прошли охрану и сели в маленький автомобиль, который повела Фира. Вскоре припарковались возле «стихийного ИНЯДа» — так называли рынок у института.

Съемочная группа «Клика» как раз вынырнула навстречу. Журналистка направилась к Фире, но та показала рукой — проходите.

К входу подъехали три микроавтобуса, но девушки не придали им значения и проскочили в дверь раньше. Найти Рёшика не составило труда — в последнее время жизнь недобитого ИНЯДа теплилась вокруг кабинета директора. Мужчины стояли у окна, за которым происходило громкое действие. Но женский дуэт переключил внимание на себя. Николай Вальтерович бросился кипятить воду для чая, Пользун и Ростик удивленно рассматривали дам, а Стебня, не отводя глаз от пришедших, потихоньку пробирался к компьютеру.

— Это ко мне. — Рёшик под локотки вывел дам из кабинета в приемную.

Стояла полутьма, разбавленная светом из открытых дверей — в коридор и кабинет.

— Раз вы обе здесь, я должен объясниться. — Он размахивал планшетом, будто хотел в случае чего подсмотреть текст. — Поверьте, любовные чувства сейчас не имеют значения. Я — никто. Наказан сильнее, чем вы обе хотели бы.

В случайных отблесках света он поймал взгляды — испуганный Яси и удивленный Фиры.

— У меня исчез дар. Не спрашивайте, почему. Природа знати неясна, мы только пользуемся ее плодами, а корни остаются незримыми. Была сила — и прошла, как насморк. Теперь я здоровый, обычный человек.

Ответить они не успели — дверь открылась настежь. В компании майора и двух спецназовцев материализовался Гоша.