Бенджамин Кункель - Лекарство от нерешительности

— Хорошо. — Бриджид ладонью прикрыла свой пухлый, вводящий в искушение рот. — В конце концов, давно надо было все рассказать. Теперь ты, наверное, рассердишься, что я так долго тянула. Но вспомни, как сам тянул.

— Что? Ты же не… — Я приподнялся на локтях, чтобы поцеловать ее. — Ты же не коммунистка? — Чмок. — Потому что с социализмом я еще худо-бедно разберусь, а вот… — Чмок. — Надеюсь, ты не анархистка? Потому что… — Чмок. — Потому что у меня, конечно, есть черные штаны и рубашки, но они… — Чмок. — Не рваные и не грязные. А то, что рваное и грязное, то не черное. Так что… — Мне хотелось расцеловать всю Бриджид, прежде чем я узнаю, что она задумала стереть Штаты с лица земли. — Ведь Америка всегда будет доминировать в мире, да? Как по-твоему?

Бриджид шарила в своем бумажнике. Я боялся, что сейчас она достанет двадцатку и популярно объяснит мне скрытый смысл денег. Но она двумя пальцами извлекла маленькую, как на паспорт, фотографию (такие делают автоматы, только монетку в щель опусти), а на фотографии — я глазам своим не поверил, — на фотографии были запечатлены… мы с Алисой, году примерно в восемьдесят последнем, предположительно в Миллертон-Молл. Алиса улыбалась одними губами, глаза у нее были грустные; я же смотрел в объектив жизнерадостно, как щенок, и наверняка ожидал вылета птички. Точно такое выражение я видел на фото в папином кабинете в незапамятные времена, целых восемь дней назад. Пес всем своим видом спрашивал: «Тапочки принести?»

Бриджид держала фотографию на уровне сердца — и улыбалась. Я точно помнил, что у меня при себе ничего подобного не было, значит, Бриджид не могла ее стащить; как не могла скачать, а тем более распечатать ее из моей головы и даже из интернета. В то же время собственное замешательство давало мне повод подозревать, что на вечере встречи я появлюсь в сопровождении сиделки, которая сделает присутствующим следующее печальное заявление: в результате роковой ошибки на пост агента по делам выпуска они избрали жертву наркотиков.

— Теперь ясно? — спросила Бриджид.

— Нет. Bonne nuit. — Я даже не пытался притворяться, будто хоть что-нибудь понимаю. Несомненно, мне светит моя подростковая комната в Лэйквилле вкупе с папиным опекунством. У моего рта остановилась ложечка с чем-то протертым. «Ну, за меня, сынок!» — сказала мама в самое ухо.

Внезапно вместо ложечки к моему рту красноречиво приложилась Бриджид. Вот так сюрприз! Обычно адекватные члены общества не слишком жалуют неадекватных и не любят с ними целоваться.

— Прости. Алиса обманула тебя — для твоего же блага. Она решила, что мы с тобой идеально подходим друг другу. Она мне так и сказала: «Бриджид, мой брат — твой идеал».

Я записал 1:0 в пользу непонимания против неадекватности и весь превратился в слух.

— Алиса одно время была моим психоаналитиком. Понимаю, в это невозможно поверить, но ты, пожалуйста, постарайся. Мы ведь вместе учились…

— Я поверю во что угодно, — кивнул я.

— Да, Алиса так и сказала: он тебе поверит. Кто-кто, а Двайт поверит… Двайт — это ты, — доходчиво объяснила Бриджид.

— Вы, значит, говорили обо мне? — Похоже, все свихнулись, один я нормальный.

— Конечно, есть мужчины, которые в большей или меньшей степени разделяют мои взгляды. Но, несмотря на их заявления, им не нравятся женщины вроде меня. Я не люблю поддакивать, я резкая и, пожалуй, слишком умная. Я нравлюсь только занудам, и то редко. Mais — ouvre tesyeux. [56] Но — открой глаза (фр.).

С последним побуждением я согласился — хоть грамматическая конструкция была непривычная — и посмотрел Бриджид в глаза. Радужки потонули в широченных зрачках. Бриджид коленками, как рогаткой, прижимала меня к земле. Она взяла мою правую руку и приложила ее к своему сердечному клапану. Даешь отряд смугленьких Бриджид в каждый сумасшедший дом!

— Вообще-то, может, они не такие уж и зануды, просто мне не нравятся. Вдобавок левые, как правило, на редкость некрасивы. Не знаю почему. Наверное, антропологам стоит изучить этот феномен. Но ты… ты точь-в-точь такой, как рассказывала Алиса. — Не знаю, что за смысл вкладывала Бриджид в эти слова, но вид у нее был совершенно счастливый. — Я как увидела тебя в аэропорту, сразу почувствовала: ты меня примешь, ты будешь мой. Вот почему мне так странно было, что ты ко мне не прикасаешься. Обычно люди задаются этим вопросом — принимать друг друга или нет — только после секса. А до этого у меня никогда не доходило. Но мне кажется, что с тобой…