— Давай выметайся.
Я поднялся на ноги.
— Да ладно, успокойся. Поцелуй относится всего-навсего к разряду тактильных ощущений. — Говоря так, я все же начал искать свои ботинки. — Наверняка есть народы, у которых целоваться с родными сестрами считается абсолютно невинным занятием. Я это сделал без задней мысли. Просто я…
Я сел в Алисино шикарное кожаное кресло и стал зашнуровывать ботинки.
— Просто ты ненормальный, все неправильно понимаешь.
— Да не имел я в виду никакого продолжения! Вот позавчера мы на Чемберз-стрит наелись экстази, так все перецеловались! И ничего такого в этом…
— Ну да, конечно. Обычный вечер перед трудовой неделей накануне нападения на родную страну. А нам все равно. Мы, четверо оболтусов, нашли себе девчонок и устроили групповой кайф. «Старина, завтра на работу, а сегодня гуляем!» А вчера ты просто отдыхал от позавчера. То-то я смотрю, ты такой благодушный.
Ботинки были зашнурованы, но на ногах я держался нетвердо. Готовый к выходу, я встал; я бы много дал, чтобы этот выход отложить.
— Алиса, прости меня. Позволь я все объясню.
— Знаю я твои объяснения.
— Да, я не совсем адекватный. Видишь ли, в жизни…
— Ты хочешь сказать, что у тебя иммунитет к аккультурации? Чудненько. Наверное, отчасти я сама виновата — очень уж мы с тобой откровенничали. Иди найди себе девушку, с ней и целуйся.
— Просто чтобы ты знала: мой язык еще никогда не прони…
— Спасибо. Просто камень с души. Думай, что я прогоняю тебя за игнорирование основ цивилизации в целом, а не за один извращенный поступок. Может, полегчает.
— Мне очень стыдно.
— Про четверг можешь забыть. Психоанализа больше не будет. И я еще рассчитывала сделать из тебя что-то приемлемое!..
— Ты как психоаналитик мне очень помогла.
— Не очень, судя по твоему поведению.
— Ладно. Спокойной ночи, Алиса. То есть я хотел сказать «Удачного тебе дня».
Я пошел в ванную, якобы чтобы использовать ее по назначению, а на самом деле чтобы посмотреть на себя в зеркало. У Алисы было специальное зеркало с увеличением и подсветкой, позволяющее увидеть, что одна волосина в левой ноздре растет вкось, или точно определить, сколько копоти за день скопилось в порах (даже если день обошелся без выбросов в атмосферу). Я уставился самому себе в невыразительные глаза, увидел расширенные поры; черты мои расплывались и двоились — наверное, так же воспринимал свое отражение в хляби сам Творец. Я понял, что ситуация нуждается в озвучке.
— В чем твоя проблема? — произнесли мои преувеличенные губы.
Я щелчком перевернул зеркало и для маскировки спустил воду. Проходя мимо спальни, я сказал:
— Алиса, я всегда буду тебя любить. Ты же знаешь.
Она прямо подпрыгнула на кровати.
— Еще бы. На то мы и одна семья, чтоб всегда друг друга любить. Уходи!
Удерживая жетон в телефоне-автомате, вдыхая позавчерашние дым и пыль, наблюдая, как просыпается Шестая авеню, и то и дело охаживая себя кулаком по ляжке, я набрал номер Ваниты Триведи.
— Рада… тебя слышать. Хоть ты меня и разбудил. Господи, рань-то какая! Ты как себя чувствуешь? Больше ни с кем не познакомился?
— Пока нет. А ты?
— Я мало кого знаю в Нью-Йорке. Хотя раньше мне так не казалось. Ты сейчас что делаешь? Не занят? Может, позавтракаем вместе?
Я спустился в метро — оно работало, несмотря на трагедию в центре Нью-Йорка; как ни странно, я вел ту же жизнь, делал то же самое, словно робот с заданной программой, — и сел на поезд до Бруклина. Не прошло и получаса, как я, обнаженный, лежал рядом с обнаженной Ванитой в ее огромной белоснежной постели. Потому что до Бруклина ходит экспресс.
Я попрощался с Эдвином в полутемной лавчонке, украшенной фотографиями редких эквадорских зверей, которых нам не посчастливилось увидеть в сельве. Эдвин с издевательской улыбкой подарил мне на память фотографию мохнатого паука. Мне нечего было подарить Эдвину, и я попросил Бриджид поблагодарить его и пожелать ему удачи от моего имени. Уже выходя на улицу, я разразился сердечным и бесполезным «Adios».
Бриджид надела солнечные очки.
— Что-то его гложет…
— А тебя?
— Эдвин обещал сообщить о своем решении. А ты сейчас куда — обратно в Кито?
— А ты?
Бриджид, по своему обыкновению, передернула плечами.
— Я бы хотела поехать в Кункалбамбу. Надо же как-то дотянуть до конца отпуска.
Я начал прикидывать, не стать ли хозяином своей судьбы и, вместо того чтобы терпеливо дожидаться рака простаты (автомобильной аварии; крупного теракта — нужное подчеркнуть), не принять ли решительные меры по самоуничтожению. В любом случае я счел за лучшее отложить подробную разработку этого плана до возвращения в Нью-Йорк.
Читать дальше