Бенджамин Кункель - Лекарство от нерешительности

— Поразительно, как человек может измениться всего за один-два часа.

— Да дело не во мне! Ты разве не заметила, что сейчас весь цивилизованный мир ополчился на волосатость? Волосатостью отличаются жители севера и запада; они же и основные потребители. Я хочу сказать, цивилизация волосатых одновременно является цивилизацией потребления. Подумай, в недалеком будущем все женщины будут абсолютно гладкими, а у мужчин будут пышные шевелюры — но исключительно на головах! Короче, Бриджид, не знаю, как ты, а я считаю, что нам крупно повезло.

— Да неужели? Ты, выходит, решил поставлять на рынок бобохуаризу, сделать ее импортом, облагаемым пошлиной? Должна признать, я считаю…

— Скоро ты будешь считать денежки!

— Да какая муха тебя укусила? Ты раньше себя так не вел.

— Знаю, Бриджид, знаю, что не вел. Но человек ведь не погода — его поведение нельзя спрогнозировать. Я тебе должен кое в чем признаться. Еще совсем недавно я страдал хронической неспособностью принимать решения — может, слышала?

— Как, ты тоже?

— Иначе это расстройство нервной системы называется абулия. Но сегодня, по неведомой причине, — «абулиникс» запретил о себе упоминать, — сегодня у меня особенный день. Судьбоносный, я бы сказал. Сегодня я понял, что если я в один момент решил избавиться от волос на теле; если убедился, что техническая поддержка — не мое призвание, а мое призвание — найти бобохуаризу и начать ее продавать; и если я теперь знаю, что не напрасно сделал неправильный вывод из Наташиного письма и прилетел в Эквадор — потому что я мог попасть туда, куда должен был попасть, только таким вот кружным путем; и если вдобавок я обнаружил, что в мои чувства и мысли словно влили свежую кровь, то есть я стал быстро соображать и вспыхивать, как солома — а разве это не одно из главнейших условий счастья, — то… — Под влиянием «абулиникса» мои чувства обострились, мысль заработала с невероятной скоростью; казалось, я в нескольких фразах смогу описать свою жизнь до мельчайших подробностей; простое открывание рта сделает меня Демосфеном.

— То?

Однако тут-то я и застопорился.

— То, значит… — Я тянул время, а сам думал, какое все-таки чудодейственное средство «абулиникс»: если предположить, что его длительное употребление не ведет ни к нервным расстройствам, ни к сердечной недостаточности, ни к другим нарушениям здоровья, то мне до самой смерти ровно ничего не грозит.

— То? — настаивала Бриджид. — Если, если, если — что если?

Я пылко сжал ее пальцы. Наверное, Бриджид расценила мой жест как двусмысленный — она пискнула «Quoi?», однако, наряду с двусмысленностью, в ее голосе слышалась уверенность в том, что будущее нужно встречать во всеоружии и без излишних сожалений превращать в прошлое. Свои соображения я попытался передать Бриджид еще более плотным сжиманием ее пальцев. Я вложил в ладонь и собственные соображения по поводу нашего взаимного желания — что оно абсолютно закономерно и правильно, а разговор наших рук — идеальная к исполнению его, желания, прелюдия. Во время принятия решений, сказал я себе (но лишь таких, которые можешь принять), опирайся на созидающее чувство, сделай своим единственным принципом честность, но научись отличать объекты решений от объектов уверенной и осторожной настойчивости. Представь, что по камешкам переходишь бурный поток — точно так же просчитывай каждый шаг.

— Ах, Бридж, Бридж! — Меня переполняла благодарность к монстрам фармацевтической промышленности, производящим перевороты в медицине. Я крепче стиснул руку Бриджид.

— Ты мне тоже очень нравишься, — пролепетала Бриджид, пытаясь ответить на мое пожатие. — Mais tu es completement fou. Un fou. Знаешь, что я сказала? У тебя и вправду не все дома.

— Были, — признался я.

Эдвин, взглянув на нас, хихикнул и сообщил, что пойдет еще раз попробует соорудить хижину из пальмовых листьев. Я надеялся, что его слова являются показателем сексуального напряжения между Бриджид и мной, каковое напряжение Эдвин (обладающий, как и всякое дитя природы, недалеко от нее ушедшее, врожденным чутьем на такие дела) моментально просек и деликатно оставил нас наедине.

Однако, когда мы добрались до нашей палатки, сексуальный настрой у Бриджид как рукой сняло.

— Мне очень неудобно, — сказал я (Бриджид уселась в гамаке. На лице у нее явственно читаюсь «Не влезай — убьет».) — Я совсем забыл про Эдвина. Деньги поделим на троих. Только представь, какую свадьбу сможет закатить Эдвин!