Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

Обоз тянулся по дороге, вьющейся между покрытыми лесом горами. Справа бежала по камням говорливая речка, слева вдоль подножия гор тянулись покосы. Яркое солнце заливало светом все вокруг и ощутимо нагревало голову и плечи. Пчелка мерно вышагивала по дороге, покачивая головой и отмахиваясь хвостом от назойливой мошкары. Впереди кто-то затянул «Черный вооорон, что ж ты вьеееешься над моееееею головой…», песню подхватили, и вот уже весь обоз негромко тянул песню. Странно было Матвею от всего этого. Затерянный в горах обоз тянется и тянется по дороге, а над ним летит грустная песня. На него накатило вдруг такое одиночество, что он невольно обернулся, встретился глазами с мамой и подмигнул ей. Мама улыбнулась ему как-то неуверенно и продолжила вязать. Она специально в дорогу взяла у Авдотьи пряжу, и теперь вязала варежки деревенской детворе. Матвей посмотрел на Любаву, но та отстраненно смотрела куда-то вдаль, явно погруженная в какие-то свои мысли.

Матвей глазел по сторонам, запоминая дорогу, обратно ему одному возвращаться, без обоза. Подмечал приметные скалы или деревья, запоминал повороты. Бандиты ехали в двух подводах прямо перед ними, их специально поместили не в самом хвосте обоза, чтобы удобнее было следить. И сейчас они то и дело поглядывали на Любаву, тихонько переговариваясь о чем-то. Жакан все так же лежал в телеге, не глядя по сторонам, и похоже, дремал. Матвей видел взгляды бандитов и тихо злился, но сделать ничего не мог. Мама, заметив его напряжение, проследила за его взглядом и сплюнула на дорогу. Любава ни на что не обращала внимания.

Обоз шел до самого вечера. Когда солнце уже коснулось нижним краем вершины горы, обоз выкатился на обширную поляну. Видно было, что здесь часто останавливается проезжий люд. В разных местах из речных окатышей были устроены кострища, возле них поставлены большие, крытые лапником, навесы, чуть в стороне сделаны длинные коновязи. У каждого костра были навалены большие охапки сушняка.

Телега с кухонным скарбом сразу же ушла к центру стойбища, и мама с Любавой направились туда же. Часть обозников принялась распрягать и обихаживать лошадей, вторая половина, взяв топоры, отправилась за сушняком. Бандитов сгрузили с телег и сковали цепью, усадив в две шеренги спинами друг к другу. С ними остался один охраняющий. Афонасий распоряжался, приставляя всех к делу. Кто костры разжигает, кто за водой к реке идет, кто помогает Аксинье с Любавой, ворочает мешки с крупой да мясо нарезает. Есть хотелось всем, поэтому никто не чинился. Да и вообще, как Матвей успел заметить, люди Афонасия работы не чураются и не пытаются на кого-то ее переложить. Все просто делают общее дело. Вот и он быстро распряг Пчелку, отвел ее на коновязь и пошел за дровами.

В тайге уже висели густые сумерки, но темнота Матвею никогда помехой не была. Он быстро нашел звонкую сухую сосенку, стоявшую без хвои, в три удара срубил ее, порадовавшись отменному удобству и остроте топора. Подхватив лесину, он потянул ее к стойбищу, где быстро разделал на дрова и сложил в уже лежащую здесь кучу. Отец накрепко вбил ему в голову правило: «К чужому костру всегда со своими дровами ходят». Пошел к Афонасию.

– Афонасий, где ночевать нам?

Тот, не отвлекаясь от перекладывания тюков в своей телеге, ответил:

– Бабы твои под навес пусть идут спать, возле большого кострища, там все обустроено. Ну а мужики кто где. Я в телеге сплю, благо сено мягкое.

Матвей кивнул согласно и пошел к большому кострищу, где нал огнем уже висел большой котел и хозяйничали мама с Любавой и пара обозников.

Над кострищем, у которого сидели скованные бандиты, тоже висел большой закопченный котел, и двое бандитов кашеварили. Готовить себе они должны были сами. Афонасий выделил им мешок пшена, вот и пусть варят. Один из них, плюгавый мужичонка с куцей бородой, обратился к сидевшему рядом Григорию:

– Пусть хоть луковицу дадут, невозможно же жрать гольную пшенку!

Остальные бандиты одобрительно загудели, поддерживая. Григорий поднялся, подошел, нависнув над плюгавым, и буквально прорычал ему в лицо:

– Не нравится – будешь сапоги свои жрать.

Плюгавый вжал голову в плечи и вернулся к котлу…

Мама с Любавой сварили сытную похлебку с кусочками вяленого мяса и травами. Афонасий первым запустил ложку в котел, зачерпнул похлебки, подул и с громким швырканьем втянул ее в рот. Пожевал, подняв глаза к небу, одобрительно крякнул и сказал:

– Добрая еда.