Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

– Хватит, пожалуйста. Куда нам столько? Мы ведь на три седмицы идем всего, вдвоем.

Иван-старший прогудел:

– Мало ли что, Матвей, сам ведь знаешь.

– Знаю. Потому и говорю – хватит. Лишний груз нам зачем? Да и винтовка с собой, всегда еды добуду.

Иваны поворчали немного, но смирились Осмотрели телегу, что-то там подстучали, укрепили. А потом вынесли из кузни топор. Что это был за топор! У Матвея загорелись глаза, руки сами потянулись к топорищу. В локоть длиной, нижняя часть ощутимо выдается вперед. Сам топор скруглен, в нижней части от пятки до бородки сделана глубокая выемка – так и топор легче, и на поясе носить удобнее. Топорище легло в руку удобно, ухватисто. Матвей щелкнул по топору ногтем, и по двору поплыл чистый звон. Тогда он попробовал ногтем остроту и легко срезал кусочек. Он принялся сбивчиво благодарить Иванов, а те только довольно щурились, им приятна была похвала друга. Девчата заикнулись было о том, что хотели бы поехать с Матвеем.

– Незачем вам с нами, девчата. Мы ведь с обозом, а в обозе этих повезут. Зачем?

Анютка сникла, а Любава сказала, глядя Матвею в глаза прямо и уверенно:

– А я против них свидетельствовать стану. А потом в городе останусь. Я же городская, здесь мне жизни нет, Матвей. Теперь нет… – закончила она уже почти шепотом.

Матвей не нашелся что ответить, и Любава ушла собираться в дорогу. Анютка посмотрела на Матвея как-то странно и тоже ушла в дом. Мама вздохнула, посмотрела Матвею в глаза, взяв его лицо в ладони:

– Что же ты будешь делать, сынок?

Он молча обнял маму, поцеловал в лоб. Если бы он знал…

Пчелка терпеливо переминалась с ноги на ногу, пока Матвей прилаживал хомут и прочую сбрую. Иваны взялись было помогать, но Матвей остановил:

– А в пути мне кто помогать станет? Нет уж, лучше сразу самому.

Дед Савелий помог Любаве вынести из дома большой баул. Авдотья снабдила ее в дорогу одежкой да прочими женскими мелочами. Анютка стояла, прислонившись плечом к воротному столбу, и молча наблюдала за сборами. Аксинья суетилась, перепроверяя все в телеге, подтыкая тюки. Иван-старший принес большую охапку сена и бросил в телегу, для мягкости. Вот и все вроде, пора выезжать.

– Давайте-ка присядем на дорожку – прогудел дед Савелий. Все послушно опустились кто куда, посидели немного молча. Поднялись, обнялись. Авдотья с Анюткой тайком утирали слезы. Анютка крепко обняла Любаву:

– Любавушка… может и свидимся когда. Не забывай только. По сердцу ты мне, как сестра названная.

– Не грусти, сестренка – Любава улыбнулась, погладила Анютку по волосам – Живы будем – свидимся.

Когда Матвей подкатил к месту сбора обоза на приречном лугу, там уже кипела привычная для обозников суета: запрягали коней, загружали тюки. Пленников грузили на три отдельные подводы. Четверо дюжих мужиков тычками гнали перед собой скованных цепью бандитов. Те пытались огрызаться, но быстро замолкали, натыкаясь на крепкие затрещины, жалеть их никто не собирался. Увидев бандитов, Любава закаменела, глаза превратились в узкие щелочки. Последним из сарая вывели Жакана. Тот шел неспешно, не реагируя на тычки. Увидев Любаву, а затем и Аксинью, он присвистнул:

– Вот вы где сыскались…

– А ты не шибко-то скалься, сволочь – Любава выплевывала слова, глядя Жакану в глаза. – Я против вас говорить стану. Жить вам недолго, зверье.

Остальные бандиты зашумели, переговариваясь, а визгливый спросил:

– А остальных где потеряли? Шибко они…

Договорить он не успел – шедший рядом с ним здоровенный рыжий детина схватил его за волосы и грянул оземь:

– Заткнись, мразь! Не доедешь ты у меня.

Визгливый сжался на земле, но рыжий пнул его в ребра:

– Встать!

Тот поспешно поднялся, скривившись от боли, и опустив голову, поспешил к подводе. Любава повернулась к Матвею: в глазах слезы, кулачки сжаты:

– Матвей… не могу… такая злоба… как их земля носит?

Жакан смотрел на Матвея, не сводя своих волчьих глаз. Нехорошо так смотрел. Матвей ощерился зло, глядя через плечо Любавы. Та заметила изменившееся выражение его глаз, развернулась резко, шагнула к Жакану, встала прямо перед ним, глядя в глаза с вызовом.

– Думаешь, сбежать сумеешь? – прошипела она ему в лицо. – Нееет, мразь, не сумеешь. Я тебя сама стеречь стану. И если ты только дернешься – прирежу. Как… как… как падальщика.

Жакан слушал ее молча, очень серьезно глядя в бешеные глаза стоящей перед ним девушки.

– Эй, Матвей! – окликнули их из-за спины. Он развернулся – от головной телеги им махал рукой кругленький бородатый мужичок в простой домотканой рубахе, расшитой по вороту красными петушками и подпоясанный широким шелковым кушаком. Это был Афонасий Стременной, глава обоза. Матвей взял Любаву под руку и пошел к Афонасию, оставив маму присматривать за телегой.