Марина Москвина - Между нами только ночь [сборник]

Я кричу:

– Не выбрасывайте! Они дороги мне как память, только не помню о ком!..

А сама себя уговариваю: отпускай, отцепляйся, неважно, утонешь ты или взлетишь – и в том и в другом случае тебе откроется тайна скольжения из полноты в пустоту, ты сможешь безупречно следовать потоку жизни.

Вдруг какие-то ржавые колесики неизвестно от чего стало жалко до слез.

– Маруся, – они кричат, – пойми, надо, чтоб свежий ветер надул твои сникшие паруса! Что ты хранишь в ящике стола свою детскую косичку? Где эта девочка, что ее заплетала? Выкинуть к чертовой матери, сломать шкафы, поклеить новые обои! Тогда ты сменишь прическу и начнешь жизнь сначала!!!

– И я не буду плакать, когда позвонят через тысячу лет – те, кто покинули меня, забросили, уехали, позабыли обо мне?..

– Да! – дружный хор весело ответствовал. – Этим людям ты будешь говорить, что ты занята, и тебе сейчас некогда с ними разговаривать!!!

Что ж, возможно, вы, ребята, правы! Делать всё ради чистой радости это делать. Наслаждаться моментом ради самого этого момента! Ибо каждый миг бытия имеет свою ценность, каждое услышанное слово – вес и аромат.

Как я люблю проходные реплики, мелькающие лица в толпе, движущиеся фигуры на эскалаторе. Улица, троллейбус, какая-нибудь третьесортная забегаловка для меня – упоительный и непревзойденный театр. Я и сама – всего только персонаж некоей драмы, комедии, фарса, мексиканского телесериала – великолепная модель для наблюдения. Вся глупость мира заключена во мне, вся его нелепость и его вселенские амбиции.

Моя задача в том, чтобы полностью открыться. Я иду, как лунатик, с тетрадью и карандашом, ожидая хотя бы слабого знака или зова, подобно тому безумному оператору, который купил камеру и попросил не упаковывать. С тех пор, а прошло много лет, он ее ни разу не выключал. Храмы, бассейны, пожары, покойники, новорожденные, кочевники, заключенные, аборигены, конкистадоры, Литва, Нью-Йорк, земля, небо, трава, жест, жестокость, любовные объятия, нирвана, Тигр с Евфратом, хвосты комет, звездные скопления, путь Гольфстрима, нефритовый стебель, нефритовые врата и разговоры о смысле жизни – всё является объектом его скачущей, алчущей кинокамеры.

Вот и я тоже докатилась до того, что фиксирую всё без разбора. Я – Царь Кащей над златом. Мои дневники – это потрясающий калейдоскоп неисчерпаемой конкретности, портретов, пейзажей, реплик и ситуаций. Мешки! Вы не поверите – мешки рукописных книг, горы ликующе вдохновенных каракулей…

Иногда мне кажется, когда я их сожгу, я просветлюсь, потому что мне станет доступно единство мира. А пока универсум предстает в моих записках раздробленным и слишком многомерным. Единственное спасение в том – что я наблюдаю его, хотя и со стороны, но не пристальным глазом рептилии, а жарким и любящим взором. Порою чрезмерно жарким, это мешает мне сохранять ясность духа и пребывать в состоянии ребенка, животного, камня, цветка – словом, применить Истину к собственной жизни. Кроме того, у меня чудовищная память.

Кто мне – старый пилот Кучегоров? И почему в моем дневнике отведено ему несколько страниц, исполненных изумления перед вечно вьющейся нитью бытия?

Да потому что я помню, Елена рассказывала ночами в интернате о встрече с отцом Даши, о том, как полюбила его и вышла замуж, какой он ни на кого не похожий и как они счастливы вместе, как твердо решили, что дочка у них будет балериной, и пока та еще не родилась, Елена только и делала, что смотрела на фотографии великих балерин.

– Уж я-то знаю, что ждет эту девочку! – она говорила с гордостью, ведь носить под сердцем столь выдающуюся балерину это вам не какой-нибудь пустяк!

А дальше – тридцать лет – по маршруту “Москва – Хабаровск”, туда-сюда, туда-сюда. Пилот Кучегоров пропал в полосе неразличимости, а чтоб выучить девочку на балерину, нужны большие деньги! Аэропорты, гостиницы, предрассветные сумерки, снег, облачность, туман, обледенелая взлетная полоса, пристегните, пожалуйста, ремни, no smoking, приведите спинки кресел в исходное положение, сейчас вам будет предложен горячий завтрак, не забывайте ручную кладь, просьба всем оставаться на своих местах до подачи трапа… То взлет, то посадка, одна смена семи часовых поясов чего стоит! Ерунда! Только бы не смолкал симфонический оркестр Большого театра под управлением Светланова: Григорович, балетная школа Улановой, кордебалет в “Щелкунчике”, вон она, видите – вторая справа в четверке маленьких лебедей, английские гастроли, Риджентс-парк, Уайтхолл, Гайд-парк, через мосты Ватерлоо, Вестминстерский, Тауэр… Биг-Бэн: бом! бом! бом!.. Лондонский театр оперы и балета!.. Кровавая роза в твоих волосах, о, моя Кармен! Ах, у любви как у пташки крылья… Па-па-па-пам! Меня не любишь, но люблю я, так берегись любви моей! Па-па-па-пам! Лю-юбовь, лю-юбовь, лю-юбовь, лю-юбовь!