Гейл Форман - Я сбилась с пути [litres]

– У меня есть еще один секрет, – сказал Джеймс. Склонился над столом и поманил меня к себе. Его рот оказался возле моего уха, палец засунут в петельку на воротнике. Если он откроет банку, пути назад не будет.

– Какой? – спросил я. Все тело превратилось в желе.

– Сейчас я тебя поцелую, – прошептал он.

– Мне казалось, март приходит с бурей, а уходит с теплом, – пробормотал Джеймс в тот студеный день полтора года спустя. – А уже почти апрель. Не должно быть так холодно.

Джеймс больше не жил в Джерси и не учился, вот почему мы назначили четверг днем для встреч в городе. Он жаловался, что одного дня в неделю недостаточно, и мне это тоже не нравилось, но в некоторые дни мы проводили вместе по десять часов, и я объяснял, что если разделить это на неделю, то все не так уж плохо.

Джеймс в принципе ненавидел холод, но по четвергам – особенно, ведь он являлся жалящим напоминанием того, что нам некуда пойти. Отец выгнал Джеймса из дома еще до нашей встречи, и он с тех пор кочевал по друзьям и родственникам, сначала в Хайтс, затем в Гранд-Конкорс, а теперь жил в Инвуде у жалостливой тети, которая работала преимущественно по ночам. «Приходи ко мне на ночь», – частенько просил он. Я хотел. Но не мог.

«Ты бы мог, если бы признался своей семье», – возражал Джеймс.

«И чем это закончилось для тебя?»

Это был удар ниже пояса – я узнал, что Джеймс не жил с отцом из-за того, что тот его выгнал, узнав об ориентации, – но хорошо иллюстрировал мою точку зрения. И по этой причине Джеймс обычно затыкается.

Когда на улице было холодно, мы встречались и шли в кафе, торчали там часами и мечтали о том, чтобы оказаться в другом месте. «Однажды мы отправимся в Бразилию. Или на Фиджи», – говорил Джеймс. Он видел на Амазоне фотографии домиков на деревьях, фиджийских бунгало, устроившихся над водой, голубой, как бассейн. Он открывал фотографии на телефоне и показывал мне. «Ты будешь пилотом и отвезешь нас туда, куда захотим», – говорил он, хотя знал, что я уже давно отложил свою мечту стать пилотом и перестал наблюдать за самолетами.

Иногда я пытался представить, как мы путешествуем по тропическим лесам, ныряем в эту невероятно голубую воду, но это словно читать книгу во сне: четкая картинка не складывалась.

Тем холодным весенним днем Фиджи казались далекими как никогда. Я направил Джеймса к ближайшему «Старбаксу» – что могло быть лучше горячего шоколада и теплого угла.

Но он не хотел туда идти. Вообще никуда не хотел идти.

– Я устал от этого, – пробормотал он.

Меня словно ударили кулаком в живот. Это означало, что он устал от меня.

– Это потому, что я черный? – спросил Джеймс. – Христианин? С цветом кожи я ничего не могу поделать, но веру могу сменить. Один мой дядя некоторое время состоял в «Нации ислама».

Только спустя пару минут я понял, о чем он говорит. Он полагал, что не подходил моей семье по религиозным соображениям.

– Это не поможет.

– Я хотя бы готов попытаться, – буркнул он.

– Думаешь, они пригласят тебя на ужин? Порадуются, что мы спим вместе? – Я сердито покачал головой. – Моя мама полгода не разговаривала с братом из-за того, что тот женился на белой девушке.

– Так тебя все устраивает? Будешь и дальше врать им и себе, потому что слишком труслив?

– В каком смысле я вру себе?

– Ты столько сил прилагаешь, чтобы и дальше играть в хорошего послушного сына, а это все брехня. – Он остановился и с отвращением посмотрел на меня. – Ты когда-нибудь говорил родителям, что хочешь стать пилотом?

– А это тут при чем? Все дети хотят быть кем-то, когда вырастут. Абдулла хотел быть Бобом-строителем! Халима хотела стать принцессой из Диснея. Это не значит, что именно этим ты и будешь заниматься. И кстати, вряд ли какая-нибудь американская авиакомпания захочет нанять пилота с именем Харун Сиддики.

– Видишь! – воскликнул Джеймс, ткнув в меня тонким пальцем. – Вот оно. Ты списываешь людей со счетов, не давая им шанса.

– Нет, – возразил я. – Я просто реалист.

Джеймс хмыкнул и пошел впереди меня. Затем резко остановился, и я подумал, он готов помириться. Он никогда не злился долго. Но парень наклонился и что-то поднял. Пятидесятидолларовую купюру.

Первой моей мыслью было, что он сделал это специально, но я знал, что у Джеймса не водилось лишних денег. И, судя по его удивленной улыбке, не он ее уронил. Он ее нашел.

– Надо найти, кто ее потерял, – сказал я.

– Чтобы ее забрал кто-то другой? – Он покачал головой. – Ну уж нет.