Гейл Форман - Я сбилась с пути [litres]

Я оторвал взгляд от распечатанного расписания и впервые увидел его лицо. Казалось, все в нем источало тепло: свечение темной кожи, эспаньолка, благодаря которой он словно постоянно улыбался, карие глаза с блеском, как при самой забавной шутке.

– Где тебе надо быть? – спросил он.

И у меня возникла странная мысль: «Мне надо быть здесь».

Джеймс заглянул в расписание.

– Ты в Ньюкирке. Тебе нужен корпус «G» – это по другую сторону Бергена. Давай я тебе покажу, – предложил он и взял меня за локоть, который тут же охватило огнем.

В тот день мне было не до статистики. Я потирал все еще покалывающий локоть и думал о парне со смеющимися глазами, имени которого не знал и которого, скорее всего, больше никогда не увижу. Потому, когда я вышел из здания и заметил его, прислонившегося к велосипедной стойке, моей первой мыслью было – это чудо. Смешно, чудес не существует. Но, когда он спросил, не хочу ли я выпить кофе, это показалось мне каким-то божественным вмешательством.

Мы проболтали два часа, прерываясь лишь на вдохи. Джеймс рассказал, что учился на втором курсе, изучал продовольственное снабжение в надежде стать поваром. Он одержимо смотрел кулинарные шоу и мог из пяти любых ингредиентов сделать нечто вкусное. Он был единственным ребенком, которого воспитывала мама, но в один из выходных она отвезла его к отцу и больше не вернулась. Он недавно съехал от отца и пока ночевал у кузена в Хайтс.

Я рассказал Джеймсу, что изучал коммерческое дело и бухгалтерский учет в надежде однажды принять на себя или, как говорит Амми, расширить родительский бизнес по продаже автозапчастей. Рассказал, как Абу в девятнадцать лет выиграл в лотерее грин-карту и прилетел в аэропорт имени Джона Кеннеди с одним лишь чемоданом. Десять лет он работал на трех работах, иногда по двадцать часов в день, отправлял деньги домой и откладывал, что мог, пока не накопил достаточно на открытие бизнеса. Только тогда он вернулся домой, чтобы найти жену.

Рассказал, как Амми переехала в незнакомую страну с мужем, которого едва знала, в самый разгар зимы и подверглась атаке холода. Она плакала каждый день и не выходила из дома, пока не увидела первый крокус, и тогда вошла в магазин Абу и попросила чем-нибудь ее занять. Он обучил ее бухгалтерскому учету, и теперь она занималась бухгалтерий стольких организаций, что пришлось отказаться от работы. Абу иногда шутил, как ему повезло, что они женаты, иначе у нее не было бы времени заниматься его бухгалтерией.

В шесть мне написала Амми – спросила, где я. Мы с Джеймсом обменялись номерами, и остаток недели слали друг другу эсэмэски.

– С кем ты переписываешься? – полюбопытствовала Халима.

Ложь вылетела на автомате:

– С Джабиром.

– Это твой новый друг из колледжа? – спросила Амми.

– Да, – ответил я. Тем вечером я сменил имя Джеймса на Джабира и в конце дня стал удалять его сообщения.

Я предложил ему встретиться за кофе вне кампуса – в одной из дорогих кафешек торгового центра.

– Ты с кем-нибудь встречаешься? – между делом спросил Джеймс.

– Не в данный момент, – ответил я.

– Не в данный момент? – повторил он, насмешливо растягивая слова, как будто уже знал правду.

– Я никогда… ни с кем не встречался, – признался я. – Ничем и ни с кем не… занимался.

На секунду я испугался, что он рассмеется, отвергнет меня, но он лишь провел пальцем по ободку чашки и кивнул, словно ему все стало ясно, словно я все ему объяснил.

– Я так понимаю, ты не открылся своей семье? – спросил он.

– Я никому не открылся.

– Кроме меня.

Такое откровение потрясло меня, но в хорошем смысле, будто я был банкой лимонада, спокойно пылившейся на полке, пока в один день меня не встряхнули. Впервые кто-то знал, кто я на самом деле. И осознание этого сделало меня счастливым и опьяненным (насколько я представлял себе такое состояние).

– Кроме тебя, – сказал я Джеймсу.

Тот улыбнулся и облизал губы.

– Раз ты поделился со мной секретом, думаю, я тоже должен поделиться своим.

– Ты уже рассказывал о певице, которой одержим.

– Фрейе. – Он покачал головой. – Нет, не о ней. – Он опустил глаза, на щеки заполз румянец. Он смутился. Я пропал. – Ты не ронял тот доллар. – Секундное молчание. – Я сам его уронил.

– Ты? Зачем?

Его глаза медленно, словно рассвет, поднялись навстречу моим.

– Чтобы познакомиться с тобой.

Таким образом банку встряхнули еще сильнее, и щекочущее ощущение стало куда мощнее, чем той ночью после просмотра «Аладдина», куда мощнее, чем моя влюбленность в настоящих и вымышленных парней, о которых я годами фантазировал, но не смел представить себя с ними.