Йожеф Балаж - Посреди земли

Э р ж и. Геза, а вам нечего сказать? Я слышала, когда-то вы были друзьями…

Г е з а (откашливается). Ну как же, безусловно… что касается меня, я со своей стороны…

Ю л и к а. А помнишь, Дежё, как в детстве ты ни с кем не желал здороваться? В лучшем случае отделывался скупым «сервус».

И м р е. Даже с графом Клебельсбергом, министром культов. На детском празднике ты сказал ему: «Сервус, лысый толстяк». (Общее оживление.)

Ю л и к а. Но однажды ты забежал в мансарду и увидел какого-то человека, черного, вымазанного с головы до пят. Ты до того перепугался, что впервые в жизни сказал почтительно: «Целую руку». А сказал ты это трубочисту… (Общее оживление.)

И м р е. А помнишь Пунту? Такая рослая и непомерно раздутая, похожая на платяной шкаф! А мамаша ее была и того мощнее по габаритам.

Э р ж и. Тем летом мы устроили состязание — кто больше съест вареников со сливами, Имре уписал шестьдесят, а Пунта — шестьдесят два вареника.

Ю л и к а. Теперь убедился — мы все помним, что было. Такое чувство, будто мы опять все вместе, как тогда, на Балатоне.

И м р е. Эва так и не приехала.

Ю л и к а. Сейчас Имре улетит, снова наша жизнь войдет в застойную колею. Вароонга, лес, обрыв, буш сразу за нашим домом. По-моему, до сих пор не ясно, чья возьмет: то ли мы вырубим эти джунгли или же буш поглотит город.

И м р е. Геза, что от тебя передать друзьям? Конечно, тем, которые еще остались живы.

Г е з а. Всем-всем приветы. Я слежу за их успехами и радуюсь вместе с ними.

Э р ж и. Дежё, Имре передаст тебе мой подарок: часы с двойным циферблатом. Один показывает здешнее, сиднейское время, другой — будапештское. Разница в девять часов. Так что ты всегда будешь знать, сколько времени там и сколько у нас.

И м р е. Да, они тут живут на другом конце света. Болтаются на земном шаре вниз головой. И все тут наизнанку: вечером у них утро, а весной — осень, в самый разгар лета — рождество, и на небе всегда видно созвездие Южного Креста. Еще здесь Большой Коралловый риф.

Ю л и к а. А как звали привратника у вас в доме, который орал вслед каждому: «Это вам не проходной двор…»?

И м р е. Ланг его звали. Он разводил голубей наверху, под крышей.

Э р ж и. Вы, мальчишки, страшно боялись этого привратника. Если кто не хотел ужинать или ложиться спать, Чилла всегда пугала вас: вот сейчас позову привратника Ланга…

И м р е. Эва не говорила — приедет она?

Ю л и к а. У всех нас такое чувство, что теперь мы навсегда останемся как родные. И ты тоже с нами, Дежё, правда?

Э р ж и. А на твой день рождения, в декабре, мы приедем домой. Вместе встретим рождество.

И м р е. Осталось еще немного места на ленте?

Ю л и к а. Должно остаться. Сейчас я хочу сказать самое важное. А именно: когда…

Запись обрывается.

Перевод Т. Воронкиной.

Я родился в Коложваре [36] Ныне Клуж. в 1907 году, как и было положено, — в спальне родительского дома, а не в больнице. В Коложваре я прожил до восемнадцати лет, потом мы переехали в Пешт. Последовало десять — пятнадцать сумбурных лет, я метался туда-сюда, за многое брался, потом бросал, — к примеру, изучал во Франции и Бельгии текстильное дело, — и наконец по настоянию отца поступил в Печский университет на факультет филологии и истории, где изучал итальянскую и французскую литературу, затем философию. Там я получил титул доктора, от которого мне в дальнейшем не было никакого прока. Мой печский профессор хотел сделать из меня ученого и советовал мне, кроме французского и итальянского, усовершенствовать мои знания румынского языка и с этой целью провести год в Бухаресте. Путь в Бухарест проходил через родной Коложвар. Я застрял там и под впечатлением перемен в тамошней жизни написал первый свой роман «Решето», изданный в 1931 году.

В 1934 году я получил первую в своей жизни штатную работу в Статистическом институте. В то время множество людей с дипломами оказались в Венгрии без работы; инженеры-механики водили трамваи, юристы шли в подсобные рабочие. Моя судьба тоже сложилась бы не лучше, если бы я не стал писать. А писал я много, в первую очередь романы, а также рассказы, очерки, радиопьесы.

Из Статистического института перешел работать в издательство. Потом ежегодно меня призывали на военную службу, в общей сложности я около четырех лет тянул солдатскую лямку.

После войны я в течение четырех лет заведовал литературным отделом Венгерского радио, три года редактировал журнал «Мадьярок».