Павел Мейлахс - Шлюха

Итак, идем дальше.

Он шел среди этой шумной, густо и неспокойно населенной, освещенной темноты, стиснутой с боков темными, малооконными бетонными домами. Лучше пройти эту шебутную улицу до конца, повернуть направо, и там откроются другие улицы, потемнее, потрущобнее, побезлюднее. Туда Саша и направил стопы, стараясь побыстрее оставить за собой здешнюю слишком уж кипучую жизнь.

Дошел до конца, обогнул хорошо знакомое заведение, где он, случалось, покупал гриль-курицу; хозяин был то «по-восточному» гостеприимным, то что-то бурчал, отворачивался; сами куры, прокопчено-коричневые, мерно вращались, они, разумеется, менялись, но казалось, что это одни и те же вечные куры и их вращение прекратится только вместе с вращением Земли.

Так, другая улица, уже поглуше, потемнее. Глаз сразу в трех местах заприметил мелькание «красных дьяволят». Саша медленно пошел по улице. Ему вспомнилась та самая мама-гладиатор; может быть, он найдет ее? Несколько секунд ему хотелось ее найти. Надувной матрас, правда… Нехорошо. Зато с ней было бы нестрашно. Да ладно. Бог уж с ней…

Тут Сашу осенило, что неплохо бы взять пару пива. И для куражу… и вообще. Он вернулся (немного прошел) к гриль-забегаловке; хозяин, сам пирующий в компании под открытым небом, вынес ему две коричневые холодные бутылки. Саша уселся за один из столов и, не особенно мешкая, выпил бутылки одну за другой. После пива он почувствовал себя окрепшим.

Вернулся на ту улицу, у самого основания которой он заметил сразу три махона. Так… Опять… Решительная минута. Сейчас он уже был более определен. Но… Все-таки страшно. Даже как там себя вести, было абсолютно непонятно. Он не мог представить не то что себя, но даже никого из своих знакомых посещающим публичный дом — точно так же, как не мог представить никого из своих знакомых женщин работающими там. Но не стоять же здесь этаким беспризорником. Он медленно пошел дальше, углубляясь в темноту и безлюдье. Какой-то перепившийся румын, шатаясь, хватаясь за стену, шел впереди. Так они и шли вдвоем: Саша, якобы неспешно прогуливающийся, и румын, на сегодня свое отгулявший.

— Молодой, интересный, иди сюда! — Вряд ли это относилось к румыну. Саша поднял голову, полуобернулся: примерно на уровне второго этажа, в плохо различимом окне маячило женское лицо. — Вот сюда.

Она сделала пасс рукой.

Саша посмотрел вправо: действительно, дверь как раз перед ним.

Ну, надо взять себя в руки.

Грязный, давно не убираемый подъезд, да еще и серая лужа налита на площадке, мимо лужи пришлось пролезать боком. Подниматься пришлось недолго. Вот дверь, на ней крупно, криво выведено черным: «махон бриют» (на иврите, разумеется).

Было жутко страшно. Страшно жутко. Саша открыл дверь и вошел.

Маленькая комнатка. Тусклое освещение.

— Ха, вылитый Димка, — засмеялся, увидев Сашу, мужик, сидящий за столом в нескольких шагах от входа. Кассир? Обращался к кому-то, сидящему напротив.

Несколько удивленный, Саша стоял у заботливо закрытой им двери по стойке «вольно».

Предполагаемый кассир за столом, диваны почти по всему периметру комнаты, еще какой-то мужик, сидящий напротив кассира. А где сами-то? Эти? Их было двое, не то трое, они лежали, полуодетые, на диванах. Они не спали, а по-вокзальному кемарили. Зал ожидания, аэропортная измученность — вот Сашино первое и главное впечатление. Они были темные, как копченые окорока. Только их волосы почти обжигали взгляд яркой раскрашенностью в какие-то противоестественные цвета: химически желтое, синее, чуть ли не красное мелькнуло где-то. Как панки. На него — ноль внимания. Вроде какие-то плакаты по стенам… Все очень быстро, да еще и при темном освещении…

Саша продолжал стоять у двери. А где же та?

— Нет, ну вылитый Димка! — опять засмеялся кассир. На этот раз он даже головой покрутил. — Вылитый Димка, только что четыреста шекелей не должен.

Саша порадовался, что он не Димка.

Опять молчание. Поблескивали брюнетисто-блестящие на латиноамериканский манер волосы кассира, поблескивали его черные глаза, а его черная рубашка не то что поблескивала, а просто уже фосфоресцировала, как казахский жупан. В целом в кассире угадывалась некая наркобаронская вальяжность. Нечто наркобаронье. Сидящий напротив, кавказского вида, неприязненно и подозрительно вглядывался в Сашу. Сашино сходство или несходство с неведомым Димкой не произвело на него ни малейшего впечатления.

Похоже, они разговаривали до Сашиного прихода. Наркобарон смотрел в стол. Выжидательно.