Борис Лурье - Дом Аниты

Доктор Гельдпейер — великолепный экземпляр. Настоящий интеллектуал — кругленький, с выпирающим пузиком, как и полагается культурному человеку. Он немного сутул, ибо размышляет о сложных категориях, постоянно читает и анализирует последние достижения в сфере культуры {70} 70 Автор придает арт–дилерам и коллекционерам черты нацистов, описывает их сатирически и издевательски. Гельдпейеру и «торговке художниками» Ханне Поланитцер предстоят всевозможные карательные сексуальные пытки и насилие. Прототипом Гельдпейера, как уже отмечалось ранее (см. примеч. 8), возможно, послужил Генри Гельдцалер, крупный арт-критик и куратор, известный в тот период, когда Борис Лурье вращался на нью-йоркском арт-сцене. Фамилия, вероятно, происходит от gold — золото и Zahler — плательщик, кассир (нем.) ; так или иначе, имя намекает на пересчет золота. Художнику, дабы обеспечить себе финансовую стабильность, надлежало добиться расположения Гельдцалера и поддаться его влиянию. .

Несмотря на эти неустанные сверхчеловеческие труды, на губах его играет спокойная и мертвая улыбка — улыбка, от которой лицо порой застывает маской. Особенно когда Анита затевает с ним интеллектуальные споры. В таких случаях ему требуется немало времени, дабы разыскать в глубинах разума верные ответы.

Порой он надевает эффектные очки в темной оправе — но лишь когда ему необходимо пошуровать в своих записях. Если же мысли его летят привольно, точно голубиная стая, он держит очки в руках между широко раздвинутыми ногами. Я невольно замечаю, что иногда эти очки колотят его по бугорку над промежностью, что, по всей видимости, помогает процессу мышления. Так что мысли его текут с напором могучей неостановимой реки {71} 71 Как и при «маслоделии» в саркофагах, причинение боли и страдания превращаются в терапию, апеллирующую к высшим уровням сознания: пытки форсируют объединение интеллектуального процесса с рабской преданностью. .

Обычно он носит вельветовый костюм, темный или черный. Но в последнее время появляется в джинсах — представители мира науки полагают, что эта мода приличествует беднякам.

Приходить в Дом Аниты в подобной одежде неприемлемо. Наша Госпожа требует являться при параде, считает, что интеллект следует подкреплять эффектной внешностью, дабы восхищать массы не только умом, но и одежкой {72} 72 Анита выворачивает наизнанку постулат Платона о том, что видимости нереальны и должны уступить место знанию и мудрости. Для Аниты здесь важнее, что доктор выглядит человеком высокого социального статуса, хотя в действительности он ее личный «бедняк». .

Под массами Госпожа Анита подразумевает не одних лишь простых людей или, скажем, нас, ее слуг. Она имеет в виду всех интеллектуально недоразвитых, в том числе других Хозяек, — Тану Луизу, Бет Симпсон и Джуди.

В минуты заслуженной критики доктор Гельдпейер застенчиво улыбается и смущенно опускает глаза, в результате чего зрит прекрасные Анитины туфли. Его щеки розовеют, и кажется, что он готов признать поражение в любом споре, о чем бы ни шла речь, лишь бы сдаться на милость Аниты.

Однако его огромный интеллект, его безусловная преданность интеллектуальной свободе не позволяют ему полностью склониться пред великолепием Аниты — по крайней мере, в этой сфере.

Впрочем, в конечном итоге доктор Гельдпейер терпит поражение.

Нам, слугам, надлежит обращать пристальное внимание на мельчайшие нюансы блистательного поведения доктора Гельдпейера {73} 73 Чтобы исправно исполнять роль интеллектуала в авангардных Учреждениях Манхэттена (Дом Аниты — предварительное испытание перед допуском к этому миру), доктор Гелдьпейер должен ограничить свой контакт с миром реальным. Посему его «стерилизуют». Его ноги и половые органы обернуты полиэтиленом. Его анальный проход заблокирован. Ему, похоже, запрещено мочиться. Госпожа не прикасается к нему голой рукой. Фетиш чистоты/дезинфекции направлен на защиту не столько доктора, сколько атмосферы Дома. .

Едва он прибывает в Дом Аниты на очередную лекцию, лицо его полагается спрятать под прозрачной марлей — открыты лишь глаза, лоб и макушка. Это придает ему сходство с обрюзгшей восточной женщиной — резкий контраст с его грязно-русыми, почти нордическими волосами. В таком виде он едва ли не смешон… Однако его мудрые речи мы слушаем с предельной серьезностью.