Борис Лурье - Дом Аниты

Огромный циферблат висит в воздухе сам по себе. Теперь на нем видны маркировочные полосы там, где должны быть «12», «3», «6» и «9». Стрелки двигаются с одинаковой скоростью, но не обязательно правильно отсчитывают время {65} 65 В польском концлагере Треблинка «обер-штурмфюрер СС Франц Штангль приказал соорудить бутафорскую железнодорожную станцию: часы с нарисованным циферблатом неизменно показывали шесть вечера, были построены [фальшивые] будки билетеров, вывешено расписание, а на фасадах сортировочных бараков нарисованы указатели. Делалось это с целью внушить новоприбывшим жертвам ложное спокойствие, иллюзию временного перевалочного пункта». (Yitzhak Arad. Belzec, Sobibor, Treblinka. Bloomington: Indiana University Press, 1987.) Образ часов, которые больше не показывают правильное время, передает ощущение потери контроля над обстоятельствами — время в контексте жизни жертвы закончилось. У фантастического циферблата Лурье человекоподобные руки-стрелки, усики насекомого — часы нефункциональны, и это внушает первобытный ужас. .

Две расчлененные великанши, сойдясь в смертельной схватке, пинают друг друга гигантскими голыми ногами и используют огромные груди вместо гибельных снарядов. Под конец они превращаются в груду органов, хотя каждый цел — не раздавлен, не окровавлен, не изувечен, просто выброшен на рубероидную крышу.

Третья расчлененная женщина, распятая на изломанном деревянном кресте, полностью ушла в себя, охвачена страданиями {66} 66 Бабушка, мать, сестра, а также Люба, возлюбленная Лурье, в числе других 30 тысяч жертв были убиты в Румбульском лесу под Ригой 30 ноября либо 8 декабря 1941 г. Поэтому в работах Лурье то и дело всплывают цифры 3 и 4: три расчлененные женщины, четыре Госпожи, четыре раба. Великанши — три женщины становятся гигантскими, две — роботоподобным оружием… а затем распадаются на идеальные части тела. Третья игнорирует остальных, поглощенная собственным страданием. Возможно, в этой сцене возникают Анита и три ее подруги-домины, воюющие друг с другом, и сцена предвещает увечья Джуди. «Расчленение» — женщины, переставшие быть членами семьи Лурье. Возможно, автор видит расчлененным и самого себя. Во вселенной рассказчика не существует целой, нормальной женской фигуры. .

Все эти видения являлись мне, когда я поклонялся ноге Аниты.

Какова бы ни была подлинная их природа, странное неземное чувство охватило меня. Кажется, Анитиной ноге явились те же зрелища, ибо нога эта затряслась.

Я ухватил один трясущийся палец губами и не отпускал. Попытался взять в рот все пальцы, но чуть не порвал губу. Тогда я решил заняться лишь большим пальцем. Над чувством, охватившим меня, я был не властен. Я не мог отпустить ее палец. Ощутил себя полностью свободным.

Дыхание мое сбилось. Я прыгал туда-сюда, катался по полу, не отпуская пальца. Громыхая, сверху надвигалось небо, я летел прямиком к сверкающей цепи и гигантской туфле.

Но не долетел… и упал.

Палец Аниты проник глубже — ко мне в горло, в живот. Он словно раздирал меня изнутри {67} 67 Маленький, нежный палец женской ноги преображается в калечащее оружие. Проникновение пальца в рот Бобби вызывает видение войны, разрушения и расчленения. Столкновение этих действий и образов исполнено отголосков травмы. В Бухенвальде, где Лурье находился до конца войны, были задокументированы две формы сексуального насилия над заключенными: гомосексуальное насилие над русскими и польскими мальчиками (совершалось как нацистами, так и другими заключенными) и насильственное посещение лагерных борделей. Любой сексуальный опыт, полученный Лурье в лагере, неизбежно был насильственным и травмирующим, а со временем встроился в его садомазохистскую матрицу. .

И внезапно я получил удар по голове. Анита врезала мне тяжелой книгой.

Назавтра после видения я проснулся уже другим слугой {68} 68 В одном черновике «Дома Аниты» после финального предложения предыдущей главы — «Все эти видения являлись мне при поклонении ноге Аниты» — Лурье добавил: «и до минуты, когда она меня прогнала». Бобби вел себя так неподобающе, что едва не потерял должность, однако автор решил его пощадить. . Однако мне разрешили остаться в койке; принесли воду с сахаром.

Анита пришла к моей постели и дозволила поцеловать ей ноги. Она поведала мне о своих свежих исследованиях — понял я отнюдь не все. Но из того немногого, что мне удалось постичь, я делаю следующий вывод: в своей работе она пришла к тому, что прискорбный удел человечества можно существенно облегчить добровольным рабством под надлежащим контролем.