Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Это же отсутствие всякой мысли сыграло злую шутку: когда он, пошуровав в темноте в чужих шмотках (сам-то гондонов не держал, но у холостого Юрца должны были быть) и не отыскав, ничего по этому поводу не подумал, а пошел к ней. (Она, как это ни смешно, действительно заряжалась, полураздевшись на диване и упершись взглядом в яркий экран.) С уверенностью постороннего убрал телефон, одной рукой задрал ее футболку и сжал грудь, другой пощупал — надо же, а ведь по ее отрешенности можно было подумать, что она не хочет, — хозяйски вошел. Но она оказалась такая тугая. И (или) как-то инстинктивно сжалась, так что он вдруг ощутил ребра жесткости собственного члена. И понял — как оттаял, как Кай, — что не «до утра». Вообще не до утра. Но все же в ту ночь он был крут. Она кричала дважды, прежде чем он реально готов был прерваться и выложить ВЕЧНОСТЬ на ее животе.

Под утро он бредил, и неудивительно.

Серо рассветало, предметы в комнате набухали и теряли очертания, и он, проваливаясь в дрему, думал, что она уйдет, но она лежала рядом, от нее ментолово пахло его же гелем для душа, и она была странно чистая. Странно домашняя.

Утром оцепенение вернулось, но другое. Он не знал, как ее выкурить, попросить из дома, напоказ, почти посмеиваясь незнакомой киношной ситуации. Причем все более киношной, и человек, за которым он словно наблюдал со стороны, спускался все глубже в ад-карнавал. Ему надо было звонить жене в Барнаул. Он не стал суетиться и сочинять, а так и сказал. Газоза не смутилась, не разозлилась, а ушла на кухню и спокойно пила там чай с виски, пока он в комнате, ежесекундно дергаясь, пытался разговаривать с Ариной по скайпу. Нервы сдали уже через минуту, он выключил камеру, соврав: «Что-то со связью», а остальное время боялся, что эта девица сейчас подаст голос.

Он дергался и после. Нашелся: «Позавтракаем?» И пока она собиралась, нервничал все сильнее, как будто приходилось медлить на месте преступления, откуда надо сразу было сбежать. Они дошли до метро, где в той же стекляшке… Правда, теперь не в сушарне: рядом работала «Шоколадница». Там Газоза что-то назаказывала, он выпил два пустых американо подряд, с трудом удерживая себя здесь. К тому же официантка явно ее знала и кидала на Олега странные взгляды. Ощущение катастрофы разливалось в нем, и, сколь быстро бы он ни бежал (а он оперативно смылся из кофейни, чмокнув Газозу в щеку, но тут же тайно, огородами вернулся домой, а днем уехал в Тулу), оно настигло-захлестнуло, сбило с ног, как ядерной волной.

Потом-то он хладнокровно посмеивался над собой, точнее, недоумевал: что это было?.. Хронический недосып и перенапряжение оказались слишком серьезным испытанием, и, видимо, всё, что он видел вокруг, в запыленной Туле, в ярких электричках, расстреливающих ночь, в какой-то мере было сном разума. Вроде и похоже на реальность, а только тронь — все закачается, как отражение в воде. На второй, на третий день его скручивала жесткая, до неадеквата, паранойя. Кто бы поверил, что его, взрослого мужика, будет всерьез колбасить от страха СПИДа, фобии, уверенности, что он заразился от уличной шлюхи, явной уличной шлюхи, просто краснокнижной, разрушил семью, разрушил свою жизнь.

Не то чтобы в этой паранойе совсем не было рационального зерна. Что-то не то было с лимфоузлами слева в паху, плюс он чувствовал какой-то чужой интимный запах, от которого сходил с ума, как герой «Парфюмера». Но ведь все это тоже могла быть психосоматика. Тем более анализ в кожвен-диспансере не выявил ничего. Другое дело, что этому разбомбленному, страшному заведению, пожалуй, нельзя было вполне доверять, но до Москвы, как назло, стало не добраться: предвыборную гонку вдруг понесло с новой силой. Работы утроилось, сон отменился совсем, и жесткий психоз выжить точно не помогал.

Может, дело было не только в недосыпе, а в самом переезде в Москву — в широком смысле. Типичная московская паранойя, думал он много-много позже. Психической нормы, может, и не существует, а есть какая-то шаткая система тросиков, грузиков. Человека постоянно приводят в норму, незаметно подтягивают, одергивают родные, друзья, знакомые, окружение. Когда же человек перебирается в Москву, его высасывает в космос, в вакуум. Друзей нет, никого рядом нет, общения нет, а если с кем-то и есть, то не до того: надо заколачивать, как в шахте. И в этом безвоздушном пространстве нафантазируешь что угодно: некому тебя потихоньку корректировать, помаленьку вправлять мозги. Да, рядом был Юрец, а что Юрец?.. На родине они даже не дружили. К тому же Юрец был морализатор и вообще зануда страшный. А главное, он был знаком с Ариной, что означало «сразу нет». В общем, это был не тот бро, с которым можно начать задушевный разговор: «Слушай, я так слажал, как думаешь, это реальная проблема?..»