Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Фантастика, фэнтези или детектив практически не представлены в шорт-листе «Лицея», видимо, потому что они заведомо «неприбыльны» для писателя: раз уж вы взялись за эту трудоемкую и не слишком перспективную профессию, то имеет смысл становиться не просто профессионалом одной из досуговых индустрий, но жрецом, чье могущество и привилегии основаны на способности анализировать противоречия, а не «развлекать» лучше, чем кино и видеоигры.

При всей очевидной рискованности такого рода аналогии мы можем сравнить реализм «лицеистов» с дорогими часами на запястьях чиновников или бизнесменов — которые, как известно, стремятся носить «Лонжин» или «Юлис Нарден» вовсе не потому, что регулярно пользуются хронографом или особенным образом чувствуют «ауру престижности» того или иного часового бренда. Часто это лишь сигнал для партнеров о том уровне вознаграждения за свои услуги, на который они рассчитывают; род ценника, написанного мелом на подошве туфли. Есть ощущение — сугубо личное, разумеется, — что «лицейские» авторы, которые удивительно не похожи на свои тексты — и в методологическом смысле также скорее хамелеоны, чей выбор в пользу реализма расшифровывается как сигнал о статусных, простирающихся дальше, чем высокое место в списке бестселлеров, претензиях.

Первый приз получил — антивоенный? — роман Константина Куприянова «Желание исчезнуть». Действие разворачивается в наши дни в южной России, куда сваливается вдруг, как снег на голову, с так и не прекратившейся гибридной украинской войны (пожалуй, формально это альтернативная реальность — в связи с указанием, что основные боестолкновения здесь разворачивались не в Донбассе, а в Одесской области), полевой командир по имени Кузьма. Попытки ветерана интегрироваться в мирную жизнь неудачны: нежелание адаптироваться и преодолеть «военное» сознание делает его поведение травматичным и для его собственной семьи, и для более широкого круга знакомых.

В центре романа — харизматичная личность, одержимая инстинктом саморазрушения, «желанием исчезнуть»; аналог Агирре из одноименного фильма Вернера Херцога и полковника Курца из «Апокалипсиса сегодня». Это очень яркий герой — только кажущийся одномерным, закостеневшим и легко считываемым, но на самом деле непредсказуемый. «Гнев Божий», он не оправдывает войну, не объясняет причины войны или возможный сценарий ее дальнейшего развертывания; зато отлично иллюстрирует для обывателя «идею войны»: монстр, от которого не стоит ждать ничего хорошего, даже если формально это ваш монстр.

Автор (про которого, кстати, даже и не скажешь, на чьей он — политически — стороне) не любуется своим героем и не демонизирует его; читатель несомненно осознает не только монструозность, но и героический аспект боевой деятельности Кузьмы и то, что за ним стоит некая «своя правда». Однако «Желание исчезнуть» — роман не про то, что «у каждого своя правда». Мы видим, что война — не только «продолжение политики». Именно поэтому невозможно просто «договориться» — и прекратить ее в любой момент; и поэтому все объекты в этом романе — словно на рисунках Кита Хейринга, с сиянием, они будто излучают черную радиацию. Война — щель, через которую в обычный мир проникают существа с другой психикой, «инопланетяне», с которыми обычным людям не по пути, но отказаться от этих попутчиков уже нельзя: однажды купленный «билет на войну» подразумевает прохождение точки невозврата.

Особенно удачный персонаж романа — второй, теневой главный герой: снайпер, контактирующий со своей убитой подругой наводчицей Мариной; у него своя, очень нетривиальная история отношений с Кузьмой — и сейчас он то ли оберегает его, то ли хочет убить сам, то ли пытается подтолкнуть его под чужую пулю; надо дочитать до конца, чтобы разрешить эту загадку.

«Желание исчезнуть» написано, выражаясь вульгарно, «никак»: лишенным всякой орнаментальности, стертым от слишком частого использования, полуанонимным литературным стилем; специфически куприяновское свойство этой вещи заключается в другом. В «Желании» есть то, что называется «величие замысла»; оно ощущается здесь так же остро, как стиль в текстах Михаила Шишкина или Ольги Славниковой. Это остроумная дерзкая вещь; остроумная — потому что роман про войну, но самой войны, непосредственно свиста пуль и грохота разрывов, здесь практически нет; дерзкая — в том смысле, что «мирный» литератор (а опыт и травля В. С. Маканина за «Асан» памятны) берется за сочинение романа на крайне болезненную тему — и совершает отважный рейд на «чужую» территорию, на которую у «настоящих» военкоров и писателей калибра Захара Прилепина вроде как монополия. И это тоже поступок в своем роде.