Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Кузьма посмотрел на женщину и усмехнулся. Она глядела исподлобья, но вместо брезгливости теперь с удивлением.

— За тот случай, когда я бросился и голыми руками придавил врага, дали медальку. Сейчас покажу. Ох, сейчас…

Кузьма долго разыскивал медаль, не в силах вспомнить, в каком из карманов везет ее. Собачка занервничала и стала тявкать.

— Тихо ты, тихо, — успокоил ее Кузьма. Он вынул медаль и поднял так, чтобы было всем видно. Собачка и впрямь утихомирилась и с высунутым язычком глядела на происходящее.

— Золотая, как думаешь? — спросил он, ущипнув попутчика. Тот кивнул. — Вот и мне кажется, что золотая. Серов (это полкан наш, вручал мне ее) не ответил че-то на этот вопрос, просто улыбнулся. Ну да черт с ней. Если что, в тяжелую годину продам. А вот геройскую никому не продам. Хотя ладно, когда умру — пусть доча продаст, ежели уж надо. Да, Пол инка моя…

Кузьма спрятал медаль и задумался. До этого мгновения он мало размышлял над тем, что проживет совсем недолго, не выдаст дочь замуж… Кто-то, правда, сказал ему, что надо съездить в Москву и справиться про удаление пули, но он смутно в это верил. И до войны был он в столице лишь раз, а теперь вообще плохо понимал, существует ли она до сих пор. Не поделившись с попутчиками размышлениями, он сразу перешел к вопросу:

— Не слыхали, как там в Москве? Серов говорил, там сейчас времена тоже нелегкие, но я вообще не понял, что это значит. Вы не в курсе? Мне бы в больничку к ихним хирургам. Но я вот думаю, доеду ли. Вот мы едем, уже два дня, а что будет, если я в Москву двину? Это ж сколько ехать? Дня три?

Словно в подтверждение его тревоги, поезд в очередной раз остановился.

— О! Ну ты посмотри!

Кузьма поднялся, открыл окно, высунулся.

— Эй! — Он свистнул стрелочнику, суетившемуся у головного вагона. — Что теперь-то?!

— Пути делают!

— Пожалуйста. Видал? — сев, он ткнул мужчину под ребра локтем, тот скорчился от боли и собственного несчастья. — Все ж разнесли нахрен, понимаешь? Как ехать? Опять будем день стоять. Но, с другой стороны, ради удлинения жизни можно и поехать, и постоять в очередях там… А с третьей стороны, к черту Москву. Там холодно, говорят. А летом, наоборот, жара такая, что ходить невозможно. Все голые ходят, даже девки голые, говорят… Я вот нормальную голую девку не видел уж года три. Укрошки все грязные, голодные были. То ли дело лет двадцать назад: ездил туда в отпуск, целый выводок маленьких Кузь оставил по себе. Вот время было!.. Сейчас вспоминаю — как будто не со мной… — Кузьма засмеялся. — Ох, Галина бы ругалась, если б узнала. Галина — это моя жена, — доверительно пояснил он попутчице. — Только она того, — он вздохнул. — И никто не написал отчего. Что там было у них, спрашивается? Голод? Болезнь? Пуля? Бомба?.. Не отвечают!

Заметив, что спутница дрожит под его взглядом, Кузьма встал и захлопнул окно. Купе успело изрядно проветриться. За голым мертвым полем, посреди которого они стояли, багровел закат.

— Ну, так как? Кто на чего ставит? Что Галинку мою пришибло? Я догадываюсь, стрельнул кто-то. Суки. За меня же укры награду объявляли. Может, и за жену чего давали. Вообще, я слышал, немало диверсантов их отправили туда, а наши, кто в тылу работать должен над безопасностью, отыскать и не могут! Прикиньте! Диверсанты!.. Я такого за версту отличаю теперь. Дебилы! — Он смачно харкнул на пол.

Женщина закрыла лицо руками.

— Ой, я забыл, — Кузьма искренне смутился. — Извиняюсь. Вытру!

Он встал и начал искать тряпку. Подумал вытереть рукавом, но решил, что окончательно испортит впечатление. Чертыхался, суетился, но найти ничего не смог.

— У вас салфеток нет, граждане? — с надеждой спросил он попутчиков.

Те синхронно покачали головами.

— Эх, ладно, схожу в… Скоро приду! — Кузьма вышел.

Опорожнившись, он намотал на руку туалетной бумаги и вернулся в купе. Попутчиков не было. Кузьма растерянно выглянул в коридор.

— Эй, мужики! — крикнул он паре других демобилизованных. — Видали тут парочку? Мужик такой мелкий и барышня… красивая, с собачкой.

— Да не вроде, — ответили ему.

Кузьма залез на свою полку, надеясь дождаться их возвращения. Темнело, он провалился в сон. Проснувшись посреди ночи, понял, что поезд вновь движется. Попутчиков так и не было. Тут до него дошло, что они сбежали, и Кузьма разочарованно вздохнул. Впрочем, он сразу простил их. Гражданские, что с них взять? Спал он хорошо и долго, очнулся лишь следующим вечером.

Железная дорога не шла до родного поселка Кузьмы, который назывался Край, поэтому он высадился на вокзале Новороссийска и оттуда ехал на такси. Водитель попался немногословный. Поначалу Кузьма дремал, но когда проезжали Геленджик, открыл глаза, увидел, что всюду разлито теплое весеннее солнце, и спросил: