Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Нет. На самом деле раньше тяжелее было. Чуть ли не в противогазах ходили. Горожане на запах газы определяли. Отличали хлор от фтора, сернистый газ от аммиака.

— А теперь?

— Каменский за дело взялся. Увеличил штрафы за загрязнение окружающей среды, организовал независимый комитет по экологическому надзору, распорядился оборудование модернизировать. Сказал, что стране нужны никель и платина, однако и людьми пренебрегать нельзя.

Как и в момент разговора с Сергеем, меня захватило ощущение нелепости происходящего. Что это за место такое, где жители в единодушном порыве, как мантры, повторяют популистские лозунги? Впору составлять сборник афоризмов от мэра наподобие «Цитатника Мао Цзэдуна» и раздавать на улицах вместо листовок.

— Как зовут Каменского? — спросил я, вспоминая вчерашнее замешательство относительно загадочных инициалов «Ц. Б.».

— Цветмет Борисович.

— Как, простите?

— Цветмет Борисович. В Нертенггове сложилась традиция менять имена. Цветмет — это Цветная металлургия. А я Сер-пал — Сера и палладий.

— Да уж, — не нашелся я.

— Не считайте нас ненормальными, — сказал Рыжов. — Новой эпохе требуются новые веяния. Новому содержанию — новая форма. Кроме того, смена имени — дело сугубо личное и добровольное. Никого из сохранивших родное имя не осуждают.

Я смолчал, несмотря на то что хотел возразить: Цветмет и Серпал — не что иное, как возвращение во времена Владленов и Ревмир.

— Завтра у нас по плану экскурсия по Нертенггове, — продолжал психолог. — Вы восхититесь, когда увидите, какие грандиозные проекты затеваются у нас.

— Кстати о планах, — вспомнил я. — Вчера мы договаривались, что вы распечатаете программу с корректировками.

— Она ждет вас в гимназии.

Видимо, старую часть города мы миновали, потому что пейзаж за окном оживился. Усилилось движение на дороге. В глаза бросалось обилие рекламы. Горожан торопили с приобретением машин и квартир, модных парней завлекали не менее модной одеждой, вездесущие «Кока-кола» и «Пепси» даже в Заполярье сражались за сердца потребителей. Этот дискурс мне привычнее.

Другими стали и здания. Повсеместно и беспорядочно выкрашенные в красный, синий, желтый, зеленый, голубой и розовый, с пестрыми полосами и фигурами, изображенными на фасадах, они складывались в психоделическую мозаику. Такое чувство, что инициативный мэр на очередном совещании призвал покончить с серостью, а его слова восприняли буквально и похоронили серость под густым слоем краски.

В гимназии нас ждали. Школьников предусмотрительно разогнали по классам, и в пустующем фойе меня приветствовал директор со свитой. Я жал каждому руку, чередуя фразы «рад знакомству» и «очень приятно». Имена представлявшихся вылетали из памяти, как гильзы.

К Рыжову подскочили две девушки и, перебивая друг друга, начали что-то ему втолковывать. Впрочем, вторую, шкафоподобную матрону в безвкусной короткой юбке и красной кофте, с натяжкой можно было причислить именно к «девушкам». Ее пухлые икры и бедра с трудом умещались в обтягивающий капрон, так что со стороны складывалось впечатление, будто колготки не лопаются лишь благодаря чуду.

— Всё в порядке? — уточнил я у Рыжова.

— Да.

— Моя программа распечатана?

— Еще нет, но Антонина в ближайшее время ее вам вручит.

Седовласый психолог кивнул в сторону девушки, которая минуту назад ему что-то объясняла. Судя по раскосым глазам, Антонина представляла один из коренных народов Севера. Для себя я решил, что она якутка. Миниатюрная и бойкая, в неброском черном деловом костюме, Антонина напоминала японку. Если нарядить ее в школьную форму и поколдовать над макияжем, то на гик-ярмарке она будет иметь успех.

— Может, завтрак? — предложил Рыжов.

— Хотел бы молока, если есть.

— Попробуете оленье?

— Никогда не пил.

— Полезнейший и вкуснейший продукт, — заверил Рыжов. — Антонина, принеси нам оленьего молока. В актовый зал.

Я не возразил, хотя и предпочел бы увидеть якутку с моей программой, а не принимать от нее стакан молока, точно от няньки. Еще бы печенья ей велел захватить на тарелочке.

— Серпал Давидович, а если на телефон? — обратилась к Рыжову матрона в красной кофте.

— Повторяю, видеосъемка недопустима, — сказал психолог.

— Записывающие устройства запрещены, — подтвердил я.

— А я могу рассчитывать на интервью с вами, Максим Алексеевич? — не без кокетства поинтересовалась матрона.