Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Вместо этого в темном, пропахшем клубничным ароматизатором салоне зазвучала сложная фольклорная мелодия. Живо представился гусляр в длиннополой рубахе, который на полянке, вдали от мирской суеты, в свое удовольствие пощипывает струны. Следом за пасторальным вступлением обрушился торжественный отрезок и заиграл вальс. Что-то волнующе знакомое, как, впрочем, любое классическое произведение. На секунду я почувствовал себя в советском мультфильме, на всех парах движущемся к счастливой развязке с пиром на весь мир.

— Кто это? — не удержался я.

— Штраус. Попурри!

Водитель объяснил, что мэр Каменский распорядился выдать каждому таксисту MP3-диски с классической музыкой для общего культурного развития народонаселения. Более того, также поощряются (с позволения клиентов, разумеется) аудиокниги. Так, Сергей уже справился с «Горем от ума», «Капитанской дочкой» и подборкой поэзии Фета.

— «Войну и мир» мечтаю начать, — признался таксист. — Ох и громадная книженция!

— Мы простых путей не ищем, — механически сказал я.

— Точно! Золотые слова.

Способный безмерным энтузиазмом прогнать сон у кого угодно, водитель безудержно расхваливал мэра. Каменский, если верить, поднял производство, настроил дорог, возвел крупнейший в России вытрезвитель и оснащенную передовым оборудованием больницу в четырнадцать этажей. Взятки искоренил. За борьбу с вредными привычками взялся. Завел в Нертенггове порядок, когда всякий, кто по ходу рабочего дня не отлучается на перекуры, получает льготы и прибавку десять процентов.

— Ему бы страной править, — сказал Сергей. — Наладил бы всё. Табачных и алкогольных лоббистов к ногтю прижал бы.

Я сообразил, что здесь что-то не так. Сомнительно, чтобы нормальный русский мужик безостановочно пылал воодушевлением и выражался на языке телевизора, откуда, должно быть, каждый день получает вести об «общем культурном развитии» и «росте качества». Нельзя просто так взять и перекодировать трудового человека, привив ему любовь к Штраусу и здоровому образу жизни. Иначе коммунисты давно бы одержали безоговорочную победу.

— Вы знаете запретные стихи Пушкина? — спросил я, чтобы прощупать почву.

— А что, такие есть?

Заметив заинтересованность в тоне таксиста, я зачитал ему серию эпиграмм на грани фола, выученных мной эрудиции ради еще в студенчестве. Поначалу настороженный, Сергей рассмеялся и резюмировал впечатления:

— Во дает, сукин сын! Это ж надо так сказануть! Дева стала раком…

Затем я резко сменил тему и завел разговор об обнаглевших московских чиновниках, увеличивших стоимость парковки в центре и разворовавших средства для постройки мемориала бойцам, павшим в Сирии. В моем рассказе как бы невзначай проскальзывали нецензурные слова, свидетельствовавшие об охватившем меня гневе.

Мои ожидания оправдались наполовину. С одной стороны, Сергей заговорил раскрепощеннее, веселее. С другой — на власть он жаловаться не принялся. Вместо этого таксист только возвысил мэра, противопоставив ему олигарха Балчукова.

— Отборная гнида, — отрекомендовал олигарха Сергей. — Все заграбастать мечтает. У нас ведь как: в Нертенггову посуху не попадешь. Либо самолетом, либо по реке. Так проще грузы отслеживать — которые прибывают, которые убывают. Вот Балчуков и исхитрился оформить так, что с любого товара, сюда поступающего, комиссионный сбор ему в карман идет. Я уж не говорю, что ему два комбината принадлежат. Раньше там совсем на рабских условиях пахали, теперь хоть Каменский под контроль дело взял. Сам Каменский крепкий мужик, но и ему в одиночку с этим упырем не справиться.

— Козел ваш Балчуков, — поддакнул я.

— Его и похуже можно назвать. Эх, не нашлось героя, который его папашу гондонами бы обеспечил!

Я не захотел переубеждать таксиста, уверовавшего в драматическую постановку. Исполненный благородства политик борется против хищника капитала, при том что оба плывут в одной лодке? Да это же уровень выпускной работы средненького политтехнолога.

Меж тем мы приближались к окраине города. На промерзшем пустыре без видимой систематичности торчали редкие высотки, ночью смотревшиеся особенно зловеще из-за отсутствия в окнах и намека на огонек.

— Что за здания? — поинтересовался я.

— Заброшки, — сказал Сергей. — Там по фасадам трещины пошли, вот-вот рухнут. Нертенггову ведь заключенные лагерные строить начали. На совесть трудились. А затем уже к стройке подключились комсомольцы. Модно тогда было бросить все и рвануть на Север. Думаешь, от большой романтики и любви к стране? Да ни в жисть. Для молодежи что главное? Стакан водки опрокинуть, девку за сиську ущипнуть. За этим сюда и ехали. Понятное дело, после такого досуга и дома возводили абы как. Оттого и фасады трескаются теперь. Комсомольцы, трубу им в глотку.