Голгофский больше не видит Солкинда — но действительно различает далекий повторяющийся звук, похожий на уханье чекистского хора из памятной по Лиону песни Жильбера Беко.
— Иди к предвечному звуку… — повторяет Солкинд, и Голгофский повинуется.
Передвигаться трудно: за руки и ноги то и дело цепляют какие-то невидимые путы. К счастью, уже через несколько шагов у Голгофского появляются помощники. Это два существа, которые подхватывают его под руки — и поднимают из болота ввысь. Голгофскому кажется, что до него доносится тихий шелест крыл. Ему больше не нужно прилагать усилия, чтобы перемещаться в пространстве.
Он вспоминает старинную книгу, отрывок из которой показал ему Дави:
«Орлы Разума подхватили меня и понесли к огромному и далекому огненному глазу…»
Происходит именно то, что описано в книге. Теперь Голгофский не слышит предвечного уханья, зато впереди появляется свет, и в его красноватых лучах можно разглядеть Орлов Разума.
Поразительно, но они очень походят на синих твиттерских птичек — только маленькими или смешными их никак не назвать. Так вот каковы архонты, думает во сне Голгофский, вот каковы летуны, вот каков твиттер… Возможно, человеческий ум в каждую эпоху придает вестникам Разума новую форму в соответствии с текущим культурным каноном…
А потом Голгофский замечает светящуюся стену, о которой говорила книга.
Стена прозрачна; с одной ее стороны Россия со своими золотыми куполами, с другой — ощетинившаяся небоскребами Америка. Рядом в пространстве появляется какой-то призрак. Голгофский узнает генерала Изюмина — на нем тот самый шелковый халат с генеральскими погонами, о котором говорил В.С.
Голгофский ждет, что генерал разъяснит происходящее, но тот всего лишь повторяет свой жутковатый жест, уже виденный однажды Голгофским: складывает пальцы домиком, показывая «крышу», затем машет пальцами, изображая трепетание крыл — и указывает куда-то вверх…
Голгофский даже во сне чувствует растерянность. Теперь он знает много больше, чем в тот день, но пантомима генерала непонятна по-прежнему. Крылья? Видимо, имеются в виду Орлы Разума, которые держат сейчас Голгофского в пространстве. «Крыша»? Скорей всего, что-то связанное с защитой. Верх? Наверное, указание на высшие силы? Но какие? Или Орлы должны поднять его еще выше?
В этом недоумении Голгофский просыпается. Вокруг знакомая спальня генеральской дачи. Рядом мирно посапывает Ирина, за окном щебечут птицы — там уже прорезается первая листва. Прошло столько времени, но загадка все так же неизъяснима.
И тут…
«Мне показалось, — пишет Голгофский, — будто один из синих твиттерских летунов, только что державших меня на весу, с щебетанием влетел под своды моего черепа…»
Он открывает окно, в одних трусах вылезает во двор изюминской дачи и идет к беседке, где нашел отравленного генерала.
Высоко над ней к ветке старой липы прибит скворечник. Голгофский сомнамбулически взбирается по дереву («на следующий день, — пишет он, — я не решился бы повторить этот подвиг без лестницы»), снимает со скворечника острую крышу домиком — и видит внутри завернутую в несколько слоев прозрачной пленки записную книжку.
Он берет ее, аккуратно возвращает крышу птичьего домика на место, так же сомнамбулически слазит и идет на кухню. Пленка разрезана; книжка чуть отсырела, но в целом невредима.
В ней только одна рукописная строка:
whose rap is it anyway ^%^ yes we can yes we can make america great again [21] чей это рэп? «yes we can» — предвыборный слоган Обамы, «make America great again» — предвыборный лозунг Трампа.
Голгофский понимает, что у него в руках.
«Теперь я знал, — пишет он, — каково это — держать палец на запале неизмеримо могучей бомбы. Это было жуткое и упоительное чувство. Сперва я подумал, что лучше будет сжечь мою находку. Но потом… Во-первых, скрыв ее, я вряд ли прожил бы долго: рано или поздно спецслужбы все равно вышли бы на меня. А во-вторых, зачем Изюмин явился мне во сне? Не хотел ли он доверить мне миссию, которую отменили пробравшиеся в высшее руководство атлантисты?»
Видеть во сне какого-то человека вовсе не означает, что тот приходит к сновидцу с поручением — сон это просто сон. Но мы совершили уже достаточно погружений в ватное подсознание Голгофского, чтобы предугадать его выбор.
Ресантимент побеждает.
«Мы с Америкой в противофазе во всем, — пишет Голгофский, — даже во времени: сдвиг — почти половина суток. Антиподы еще сидят у мониторов, подсчитывая балансы и выплаты — или расслабляются у семейного телеочага под репризы продажных телекомиков и говорящих голов из ЦРУ. Я гляжу мысленным взором на Америку, а на меня самого глядят грозные русские тени — от Александра Невского до маршала Жукова. Раз я еще могу, я должен, я обязан привести Царь-химеру в действие…»
Читать дальше