Таисья Пьянкова - Таёжная кладовая. Сибирские сказы [litres]

– Сказки, должно быть, все это, – отозвалась Наталья на Урманов рассказ. – А ежели и не сказки, так я за Назаровым здоровьем хоть в пекло кинусь.

– Так уж в пекло? – подивился Урман. – Ты гляди, какая смелая! Ну-ну. Что ж тогда… Коли надумала податься все-таки в Глухую падь, тогда и тянуть нечего. Скоро в тайге снег-то на нет сойдёт, каким тогда способом Назара своего до заимки доставишь? До пади-то наезженной дорогою не менее десяти верст, да по чащобе половина того будет. А покуда, снегом-то, можно хорошо дойти. Лыжи тебе дам. Санки у меня есть с широкими полозьями. Для Назара в самый раз подойдут. Могу и ружьецо уделить – мало ли в тайге какая нужда пристанет; отпугнёшь, и то ладно. Так что – смотри… Собирайся, пока не поздно. Не то я днями, пока снег добрый, опять в тайгу уйду. Кто тебе подмогнёт?

И Наталья решилась. Собралась.

На другое же утро наняла она у соседа лошадёнку, уложила в широкие розвальни полумёртвого Назара, временные какие пожитки связала, провианту собрала, прицепила до санного задка широкоступные салазки и… И вот уже дед Урман взгромоздился на козлы. Поехали!

– Сбесился старый! – не смевшие галдеть при Урмане, зашумели бабёнки вослед саням. – Куда ты её? Воротись, Наталья! Зря только Назара растрясешь… Чего доброго, сама в чёртовом гайне [65] Гайно – двор, сокрытый от людского внимания высоким забором и сплошною крышей. здоровья лишишься. Никакой Урман тогда тебе не поможет. Помни, что и мы спасать тебя не кинемся…

На эту упреду старый Урман крепким кнутовищем бабёнкам пригрозил.

Заимка под яром Глухой пади, об которой говорил дед Урман, оказалась вполне даже нерухлой, потому как срублена была из лиственницы. А для лиственницы и три века – не время. Рядом с бревенчатой этой леснухою, в сарайке, оказалось много чего необходимого для домашнего уклада. Даже дрова были сложены под навесом – полено к полену…

Расположилась Наталья, избу натопила, Назара определила на просторных нарах.

Стали жить.

Назар хотя и не вдруг расцвел розовым цветом, однако пожухание приостановилось, а там дело со скрипом вроде бы и на поправку пошло. Весну со страхом перебыли, а к Стратилатовым [66] Стратилат – 21 июня. грозам больной, на хозяйку опираясь, мог уже из леснухи выходить, слушать скупое щебетание к этому времени большим делом занятых птиц. Мог уже улыбаться своей Наталье. Правда, не столь уж часто выпадало видеть её возле себя – кормить-то надо было кому-то семью. Она хотя и не семь ртов разевала, а всё равно не росой с листа была сыта. С деда Урманова ружьеца приноровилась Наталья к малой охоте. Скоро стала она с одного вскида брать что зайца-шустряка, что глухаря-дундука. Только вот радость её тревожила такая странность: всё ей казалось, что будто бы кто-то помогает ей на скорой охоте. То вроде бы зверя на месте попридержит, то на ружьё курок щёлкнет прежде, чем она догадается его наддать.

О подозрениях своих Наталья Назару не докладывала – боялась потревожить его медленно восходящее здоровье. Но приглядывалась она к тайге всё тревожнее…

Так миновало лето. К осени Назар окреп настолько, что решил в леснухе подполье вырыть, поскольку у заимки был Натальей огород посажен.

– Лучше бы, конешно, погребок во дворе, – делился он желаниями с хозяйкою. – Выкопать бы погребок крынкою, возок бы дровец туда, подпалить бы дрова. Тогда бы стены погребка каменной корою запеклись – веку бы ему не было!

– Ничего. Сойдёмся и на подполье, – отвечала ему Наталья. – Бог поможет зиму-лето ещё перебыть, а там, глядишь, и до людей подадимся…

Сказала такое Наталья, сама вдруг до стены привалилась бледная. Но засмеялась счастливо, точно в ладошку звёздочку поймала.

– Об чём ты? – не сумел Назар догадаться сам.

– Об сыне твоём, – отозвалась Наталья. – Ишь вот как, под самым сердцем переливается. Февралем-мартом запоёт нам с тобою родную песенку…

– Да Бог ты мой! – растерялся Назар. – Да Наталья ты моя свет Ивановна! Да я ж теперь и помереть не испугаюсь. За меня ж кровиночка моя на земле останется…

Не хотела бы Наталья слышать от него таких слов, но, похоже, сердце Назарово чуяло перемену. И не болезнь вовсе подломила мужика – случилась беда, никакими догадками не объяснимая…

Землекоп-то из Назара не очень покудова кудышный был: на две лопаты только и опустил подполье, а уж запарился вконец.

Прилёг он в хатенке передохнуть, а когда Наталья за какой-то нуждою сунулась в леснуху, Назара-то и нет! Как нет?! Да так. Нету, и всё. Как испарился.