Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Накатила такая острая тоска, что Вера Ивановна не заметила, как оказалась в очереди, змеящейся из дверей небольшого галантерейного магазина.

– Тань, не нужно…

– Нужно. Я уже за деньгами съездила домой. Стой, мы со Светкой за пирожками к метро сгоняем.

Показав Вере Ивановне впереди и сзади стоящих, девчонки умчались. Она проводила их взглядом: точеные, но крепкие фигурки, летящие движения… Таня, конечно, красивее Светочки, и это объективно, а не потому что дочь. Хорошенькая, подтянутая, модненькая – ничего удивительного, что Хен влюбился.

В голову полезли гадкие мысли, что если бы она не так носилась с дочкой, не водила ее на спорт, не обивала пороги, чтобы девочку взяли в английскую школу, не наряжала бы как куколку, отказывая себе во всем, то никакой норвежский Хен на Таню бы не клюнул и дочь осталась бы при матери.

Она огляделась. Вместе с нею в очереди стояли в основном такие же тетки, как она сама, и лица их были непреклонны и суровы. В глазах ясно читалась решимость добыть дефицит во что бы то ни стало. И тревога: хватит или разберут?

Вера Ивановна вздохнула. Все надо добывать, доставать, ждать. Все время радость через силу. А Тане так жить не придется. Захочет что-нибудь, так пойдет в магазин и выберет спокойно и с удовольствием. А что мать придется бросить ради изобильной жизни, так оно, наверное, того стоит.

Прибежали девочки, румяные от быстрой ходьбы. Глаза их сияли, и Вера Ивановна тряхнула головой, чтобы оттуда выпала вся злая дурь.

С удовольствием взяла из рук дочери горячий пирожок в промасленной бумажке и откусила. Да, не зря их называют «выстрел в живот», но боже, как вкусно!

Девочки сказали, что никуда не уйдут, пока не купят костюм, но стоять в очереди им было скучно, и Вера Ивановна отправила их в книжный магазин, располагавшийся напротив.

Сквозь витрину ей было видно, как они разглядывают прилавок и смеются, пригибаясь.

Она улыбнулась.

Когда-то и она была молодая и счастливая и не верила словам профессора о том, что и он тоже был молодым, и жизнь казалась бесконечной, а потом пролетела как одно мгновение.

Вера Ивановна прекрасно помнила, как тогда подумала: «Со мной так точно не будет! Я прочувствую каждую минуту, все время буду что-то делать, и все мои годы будут тянуться так же долго, как сейчас».

А потом вдруг закрыла глаза на секундочку, и вот она уже тетка средних лет.

«Жизнь конечна», – сказал сегодня Еремеев. Что ж, он в прошлом боевой офицер, вертолетчик. Целый год почти служил в составе «ограниченного контингента» в Афганистане, пока не лишился глаза, выручая товарищей, совершивших аварийную посадку в районе, занятом душманами.

Так что он прощался с жизнью не раз и не два и знает, о чем говорит.

Судя по ордену Красной Звезды, настоящий герой. Разве может оказаться маньяком человек, рисковавший головой ради товарищей?

Хороший вопрос! Советская идеология требует дать на него один ответ – нет, не может. И действительно, русские воины всегда были не только храбры, но и благородны. Солдат ребенка не обидит – пословица не просто так придумана.

И душа противится, не хочет признавать, что отважный воин Алексей Ильич Еремеев – чудовище.

Только надо помнить, что во время службы он преодолел один очень важный и серьезный барьер – заповедь «не убий». Возможно, не по своей воле и желанию, но преодолел. И теперь неважно, что ему помогло – речи отцов-командиров или смерть товарища, главное, что его научили убивать.

Люди возвращаются с этой войны, которой как бы нет, и не понимают, ради чего они умирали сами и убивали других. То ли они герои, то ли дураки, то ли пушечное мясо… Зачем, что они защищали? Ведь в школе им вбивали, что мы не ведем захватнических войн, а потом вдруг отправили в чужую страну, где научили умирать и убивать. А когда они выживают и возвращаются домой, то думают, что дальше начнется хорошая, благородная и интересная жизнь, где они будут уважаемыми и почитаемыми людьми, потому что с детства видели, как уважают ветеранов. Но оказываются никому не нужны. Наоборот, никто не хочет их знать и признавать их заслуг. Ребят, прошедших Афган, стараются даже не брать на работу, понимают, что психика у них подорвана, но делать с этим ничего не хотят. Выжил и радуйся! Приспосабливайся, как хочешь. Ты свою задачу выполнил, а дальше – твое дело.

Вот, видимо, Алексей Ильич и приспособился таким ужасным образом. Надо учитывать, что он не просто побывал на войне, выжил и вернулся, а получил увечье, навсегда закрывшее ему дорогу в небо. Человек мечтал о военной карьере, и вдруг все рухнуло. Еще повезло, что Еремеев был комсоргом полка, вот друзья и продвинули его по комсомольской работе, а иначе сейчас картошку разгружал бы в каком-нибудь овощном. Жизнь повернула не туда, вот человек и сорвался, принялся убивать ребят, которым не угрожало попасть в состав «ограниченного контингента», потому что они живут в Ленинграде, а из крупных городов в Афган стараются не брать. Ах, вы думали, что схватили бога за бороду и будете жить долго и счастливо, пока за вас отдуваются ваши сверстники из деревень и поселков? А вот и нет! Не будете!