Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Алексей проводил отпуск в праздношатании по городу и звонил ей весь день напролет, иногда только прерываясь, когда под дверью телефонной будки скапливалась очередь. Тогда он перемещался в другой автомат.

– А помните «Таинственный остров»? – спрашивала Лариса.

– Что именно? Предпринимая что-нибудь, я не нуждаюсь в надеждах, упорствуя в своих действиях, не нуждаюсь в успехах?

– Да… Только я имела в виду Гедеона Спилета, который диктовал Библию по телеграфу, чтобы первым сообщить в редакцию исход сражения.

– Можно и так. А еще я вам хотел сказать, Лариса, что надо бутылочку катать.

– Что?

– Бутылочку. The bottle, как выражаемся мы, филологи.

– Не поняла?

– Да господи! Горячей воды в бутылку наберите и катайте.

– Зачем?

– Чтобы на заднице желваков не оставалось. Если просто грелку положить, будет нагноение, а бутылочка – самое оно.

Через месяц Лариса чувствовала себя почти здоровой, но вредный профессор не разрешил ей выйти на работу, заставил цехового врача продлить больничный еще на две недели. «Сердечко – это не шутки!»

Конечно, не шутки, только Лариса стала с завистью смотреть, как домработница моет пол. После шести недель безделья ей самой хотелось это сделать. Она пыталась выторговать себе хоть получасовые прогулки, но Айболит и тут проявил твердость: «Да вы только взгляните в окно, матушка моя! Дождь, сырость и ненастье, самая ревматическая погода! Достаточно один раз промочить ноги, как вы на всю жизнь будете обеспечены пороком сердца».

Лариса проторчала дома целых два месяца – так долго она раньше никогда не болела. В первую же среду она поехала в ДК, вести группу, которая, как ни странно, не распалась во время ее болезни, а занималась самообразованием, которым она руководила по телефону.

Алексей не пришел.

Она целый час бродила по пустой библиотеке, ждала его до тех пор, пока не позвонили с вахты, поинтересоваться, не ушла ли она случайно с ключами домой.

Лишь только в следующую среду узнала от своих учениц страшную новость: человек, которого она любила, оказался жестоким убийцей.

Не верилось. Конечно, не верилось, что его теплая и чуткая рука способна нанести смертельный удар.

Только секретарша из ОДО, которая всегда все знала, сказала, что Алексея вычислили по столбику двухкопеечных монет, который он обронил во время преступления. Такие же наборы оказались в его рабочем столе.

Тут уж невозможно стало не поверить. Кому еще надо столько двушек, как не влюбленному мужчине, часами болтающему с чужой женой по автомату? И, разумеется, их нужно держать отдельно от остальной мелочи, чтобы не отвлекаться, когда три минуты истекут и автомат потребует новую денежку.

У Ларисы едва хватило сил закрыть библиотеку. Кажется, она доехала до дому на трамвае, но самой дороги не помнила.

Из прихожей она сразу отправилась в душ и долго терла себя мочалкой, будто хотела снять всю кожу.

Любовь оказалась темным влечением к чужой темной душе.

Как она могла забыть, что приятное и хорошее – абсолютно не одно и то же?

Почему приняла самую низкую похоть за возвышенные чувства?

Были минуты, когда ей казалось, что они с Алексеем соединяются душами, так что исчезают между ними все тайны и барьеры. Почему же она не разглядела в нем низкое и злое?

Может быть, она тоже такая – низкая, темная и жестокая?

Он ласкал ее теми же руками, которыми убивал людей, а ей нравилось…

Значит, совсем не корь была виновата в ее злых мыслях насчет мужа. Значит, это с ней самой что-то не так, раз она потянулась к убийце и страстно желала смерти Никиты, чтобы соединиться с Алексеем.

На следующий день она взяла новый больничный и еще две недели неподвижно пролежала в кровати, ничего не ела и надеялась, что «сердчишко» что-нибудь выкинет и для нее все кончится. Лариса возненавидела себя.

– Ну как? – Галина Адамовна отточенным движением крутанула парикмахерское кресло и подала Ларисе второе зеркало, чтобы оценила затылок.

Лариса выжала из себя столько восторга, сколько могла.

– А вы были правы, дорогая! Гаврошик вам очень идет, вот просто очень! Косу жаль, но так вы посвежели, совсем девочка! На маникюрчик пройти, кстати, не желаете? У Розочки как раз окошечко внезапно освободилось.

Лариса прошла и погрузила пальцы в ванночку с горячей водой. Голове было непривычно легко и немножко холодно.

Хорошо, что она избавилась от волос, которые он так любил. Зарывался в них лицом, гладил… Все, теперь они отрезаны. Вырастут новые, не знавшие его прикосновений. А там, как знать, вдруг и вся она обновится.