Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Подруга радовалась как ребенок, предрекая скорое увольнение Глеба из органов. Интересно, как он после этого оказался в городской прокуратуре? Может, все-таки другой Ижевский?

Ирина достала из сумочки записную книжку, которой пользовалась еще со школы. Пришлось перехватить ее аптечной резинкой, чтобы листки не выпадали. Господи, второй год лежит новая шикарная книжечка в кожаной обложке и с четким алфавитом, а переписать в нее телефоны все руки не доходят и с новой работой нескоро, похоже, дойдут.

Перебирая разрозненные листочки, многие записи на которых от старости выцвели, Ирина с грустью думала, что когда-то помнила подружкин номер наизусть. А потом развелась, и вид чужого счастья сделался ей невыносим.

Ирина набрала номер. Рабочий день, но подруга должна быть дома: она сидит в третьем декрете и на работу, кажется, вообще не собирается. Смешная штука жизнь: в университете Ирина училась неплохо, но мечтала только о счастливом замужестве и детях, а подружка ровно наоборот: была страстно увлечена учебой, выкладывалась на кафедре, создавая фундамент для будущей карьеры, а о семье даже не помышляла. И вот результат: Ирина – разведенка, зато судья в городском суде, а подружка – многодетная мама без профессиональных перспектив.

Подружка искренне обрадовалась ее звонку. Наверное, в заботе о малышах она и не заметила, что уже три года не видела Ирину, общалась так, будто расстались вчера.

– Ага, Глебушка собственной вонючей персоной, – фыркнула она, – мы тоже в шоке, как он там оказался, он же балансирует на самом краю адекватности. Наверное, в районе так не терпелось от него избавиться, что решили, раз на повышение быстрее, чем уволить, пусть идет на повышение.

– Слушай, но он отлично…

– Нет и нет! Не желаю слушать, а то у меня молоко пропадет. Если тебе важно про Глеба знать, я у мужа поспрошаю… А ты вообще к нам в гости приходи! Ты ж Ваньку моего еще не видела? Приходи, Ирочка, вот как соберешься, так и давай, я всегда дома.

«Приду, конечно, приду! – вздохнула Ирина, повесив трубку. – Только не раньше, чем у меня появится штамп в паспорте».

У нее был маленький неудобный кабинет, зато окно выходило на Фонтанку. Ирина прижалась лицом к стеклу и стала смотреть, как лучи бледного ленинградского солнца рассыпаются по жемчужному снегу. Прямо возле чугунного парапета кто-то рассыпал горсть пшена, и над ним деловито толклась стая голубей.

Говорят, люди не меняются, но это не так. Она сегодняшняя – совсем другой человек, чем семнадцатилетняя девочка-студентка. И в подружке мало что осталось от целеустремленной научной работницы, вектор, уверенно ведущий ее к энергичной незамужней профессорше вдруг круто преломился.

И Глеб изменился. Происшествие с подследственным и угроза потерять работу – хороший повод что-то в себе переосмыслить. Да, в университете он был несносен, но тогда он был еще почти ребенком, и все они по сути были детьми, вот и вели себя соответственно: травили самого странного. Как он мог научиться нормальному общению, если его везде принимали в штыки? Перейдя в городскую прокуратуру, Ижевский оказался в здоровом взрослом коллективе, его приняли доброжелательно, и результат не замедлил сказаться.

Глеб блестяще раскрыл сложное дело и проявил при этом настоящее гражданское мужество.

Так что меняются люди…

Реально способны твердо встать на путь исправления.

И, кстати, неизвестно, как бы на его месте поступили ребята, бывшие в универе лидерами и заводилами. Красивые, умные, популярные, привыкшие, что им все достается легко, стали бы они бороться с системой, как это сделал Глеб, или… Ирина усмехнулась. Скорее «или».

От холодного стекла заломило лоб, но Ирина продолжала смотреть на реку. «Все меняются, и я изменюсь и все-таки стану такой, как мечтала в семнадцать лет».

Галина Адамовна взбила Ларисе волосы и, чуть отступив назад, уставилась на нее долгим взглядом творца. Так, наверное, Микеланджело смотрел на глыбу мрамора, прежде чем отсечь от нее все лишнее.

– Давайте под мальчика, – буркнула Лариса.

Галина Адамовна нахмурилась. Это была очень полная женщина с пышной бабеттой даже не из шестидесятых годов, а будто из XVIII века. Все было уложено волосок к волоску, локон к локону и залито лаком до состояния полной незыблемости. Одета Галина Адамовна всегда была в накрахмаленный белый халат с короткими рукавами, открывающими круглые руки с пухлыми маленькими кистями.