Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Ирина готова была расхохотаться. Неврология – одна из немногих точных отраслей в неточной науке медицине. Если нерв поврежден, то он поврежден, импульс по нему не проходит, как ты ни пыжься. Не бывает такого, что сегодня работает рука, завтра нет, а послезавтра снова в деле…

Нервы как электрические провода. Упало на них дерево – и во всей деревне гаснет свет. Или телефон. Пока не подведут к дому линию, никто не сможет тебе позвонить, даже если в квартире десять телефонных аппаратов.

Можно думать, что Еремеев придуривается, но асимметрию рук как он подстроил? Она настолько не бросается в глаза, что Ижевский ничего не заметил и не сообразил, что Еремееву надо шить трупы с другими причинами смерти, но все же есть.

Неврологическая экспертиза нужна, да, но ясно, какой она даст результат. Только если обвинитель потребует судебно-медицинскую экспертизу: вдруг Еремеев настолько компенсировал свой недостаток, что способен задушить взрослого человека семью с половиной действующими пальцами? «Закономерная просьба, – усмехнулась Ирина, – прямо сейчас можно и провести, а в качестве модели взять товарища Лестовского. Если он так озабочен идеей справедливого возмездия, пусть отдаст за нее собственную жизнь. Но человека задушить – это все-таки не сушку сломать. Еремеев не идиот и, зная о своем дефекте, выбрал бы более надежный способ. В общем, дед прав. Судить больше нечего, но раз уж сели… Как раз ребята доставили комсорга прямо с рабочего места, сейчас мы его немного пощекочем».

Комсорг, полноватый белобрысый парень, встревоженно и возмущенно озирался на свидетельском месте.

«А ты как думал, – хмыкнула Ирина, – прикрылся липовым больничным, и все, торпеда прошла мимо? Нет, дорогой, от народного суда так просто не отвертеться!»

Она покосилась на Еремеева. Тот сидел совершенно спокойно.

Комсорг без всякого смущения показал, что Алексей Ильич тяготел к разным бытовым делам, отчего совсем забросил идеологическую работу. Он дошел до такого кощунства, что запретил отмечать, кто прогуливает политинформации в цехах. Мол, все комсомольцы – люди сознательные, раз не пришли, значит, были на то веские причины.

– Хорошо, – перебила Ирина, – а у вас с ним не было конфликтов?

Она выяснила, что комсорг работал как раз в ремонтном цеху, из которого обреченная лодка вышла в свое последнее плавание, и то, что именно этому молодому человеку доверили занять должность секретаря комсомольской организации, косвенно подтверждало правоту Алексея. Парню обещали карьеру в обмен на молчание, и он отрабатывает авансы на все сто.

– Нет, – сказал комсорг веско, – несмотря на разность позиций, прямых конфликтов не было.

– А производственные разногласия?

– Нет, – быстро произнес комсорг, – нет, никаких. Да и какие там производственные разногласия, о чем вы? Я инженер, а он – вертолетчик.

– Ну не гуманитарий же, – улыбнулась Ирина, – вероятно, в высшем военном училище ему преподавали технические дисциплины?

– Вероятно. Но не на таком уровне, чтобы спорить с компетентными людьми.

Ирина пожала плечами.

– Если каждый дилетант будет указывать… – протянул комсорг.

Она улыбнулась. Недальновидно выражаешься, мальчик. У нас вообще-то целая орда дилетантов, которая всем все указывает. Как судить, как ремонтировать корабли, как лечить людей, как жить и что думать. Называется эта орда КПСС.

– Раз вы исполняете обязанности Алексея Ильича, то можно предположить, что вы были его ближайшим соратником?

– Нет!

– Ну как же? Раз вам доверили высокий пост, значит, вы самый достойный и лучше других знаете комсомольскую работу на предприятии.

Комсорг не стал возражать, скромно потупился и развел руками.

– Может быть, вы готовы нам что-то сообщить? – мягко спросила Ирина. – Что-нибудь важное для подсудимого? Не просто формальную характеристику, а факты?

– Я вас не понимаю.

– Подсудимый, возможно, вы хотите что-нибудь спросить у свидетеля? – повернулась она к Еремееву. – Пожалуйста, вам предоставлена такая возможность.

Алексей Ильич внимательно посмотрел на нее.

– Вопросов нет, – сказал он после долгой паузы.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Все так, как он говорит.

Милиционер, отправленный за Ижевским, вместо великого следователя привез информацию, что Глеб лежит в институте Поленова с сотрясением мозга.

«Может, и правда, – фыркнула Ирина, объявляя короткий перерыв, – вчера в отчаянии бился башкой о стену, вот и заработал сотрясение. Ну пусть отдохнет пока на больничной койке. События принимают такой оборот, что мы и без него обойдемся, а ему вскоре потребуются силы. А не обратиться ли мне, кстати, туда? Там директор – лучший друг Наташиного папочки, академик и лауреат и так зацеловал меня на ее свадьбе, что теперь, как честный человек, обязан сделать мне срочную экспертизу подсудимого».