Евгений Князев - Красный пассажир-2. Черный пассажир ‒ ритуальная чаша. Paint it black

«Костгард» вздыбился над морской гладью, словно пронзенный метким выстрелом опытного китобоя неосторожный кашалот, захрипел в удивлении, разнесенными в прах, коммуникациями, выпуская в космос остатки своей былой мощи, и завалился на бок, держась на плаву, как утопающий держится за соломинку, за, изуродованный от столкновения, форштевень, «Громобоя».

— Машина-мостик, — прохрипел Павел в спикер, — все живы?

— Слава богу живы, командир, — чуть слышно ответил «дед».

— Тогда, Степаныч, «Стоп машина» и «полный назад!» — Павел потер рукой зашибленное при падении колено и со звоном дернул рычаг судового телеграфа на отметку «Full astern!»

От ударной волны, лобовое стекло иллюминатора на ходовом мостике «Громобоя» покрылось густой паутиной трещин и как только шхуна дернулась и попятилась назад, с треском рассыпалось, покрыв мелкими острыми хрусталиками всю палубу, плечи, руки, лицо. и седую голову Паши-краба. Из многочисленных микроскопических ран хлынули нитеобразные кровяные потоки. Но капитан на это не обратил, ни малейшего внимания, ему надо было скорее отвести свою шхуну от тонущего «костгарда», так как на нем в любой момент мог сдетонировать весь боезапас.

Лишь только «Громобой» со скрежетом освободился из мертвых объятий «Спрута», корма пограничного катера резко вынырнула из воды, мелькнув бронзовыми лопастями винтов, и с шумом ушла в воду, затягивая в воронку, все, что плавало на поверхности моря. Еще минуту вода бурлила пузырями воздуха, но затем все стихло и лишь огромное масляное пятно, напоминало о разыгравшейся посреди океана, трагедии.

Вокруг шхуны барахтались в сверкающей от разводов мазута и керосина воде, с десяток матросов, которых надо было срочно поднимать на борт, иначе все могли погибнуть от переохлаждения. Моряки, подняв автоматы над головами, цеплялись за обломки палубных досок, какие-то бочки, рыбинсы, все то, что в любой экстремальной обстановке сохраняло плавучесть.

— Смагин, быстро подходите к борту «Громобоя», помогите вытащить из воды погранцов, только вначале соберите стволы и осмотрите наш форштевень, если понадобиться я дам команду завести пластырь на пробоину. Да поторапливайтесь, я гляжу наша «Орлова» уже наполовину ушла в воду, и жить-то ей, несчастной старушке, осталось не более часа. Эх, старая вешалка, так ты никому и не досталась. — Паша-краб почесал ладонь левой руки и усмехнулся. — Одно утешение, что пойдешь, родная, на дно с русским флагом на гафеле, а не с «удобным» каким-то там флажком Соломоновых островов. Короче, у меня все, командуй, начальник, и пусть фортуна не покинет нас!

— Я понял, кэп, уже собираем матросиков, кстати, выловил аварийный сигнальный буй с «костгарда», он пищит и, как я понимаю, выдает всем координаты бедствия, что с ним делать?

— Да пускай пищит, пока батареи не скиснут, мы все едино с этой минуты вне закона, ты это поняли нам поскорее надо сматываться, пока сюда не набежали спасатели.

— Да уж как не понять, утопить посреди океана государевых холопов — это не каждому дано, и это я скажу тебе Паша, круто, даже наши бандиты, увидев твои супер пируэты, притихли. Федул говорит, что он в наши игры не играет, но теперь уже поздно вякать браткам. И еще смотри часть крыс с «Орловой» ныряют и плывут в нашу сторону, я думаю, если они доберутся до «Громобоя» нам несдобровать. Я, полагаю, это, как в песне поется: «последний парад наступает…» для мерзкого крысиного экипажа.

— Смагин, я даю самый малый ход, у тебя времени на все про все не более десяти минут, а своих моряков на борту я с баграми, «крокодилами» и свайками поставлю вдоль бортов, чтобы ни одна тварь из крысиного экипажа не имела даже шанса на спасения.

Четверть часа спустя на борт «Громобоя» подняли восьмерых, чуть живых от холода, матросов, старшину Вологотского и старшего помощника «костгарда». Каплея Дубины среди живых не было. Все стволы аккуратно протерли ветошью и заперли в сушилке от греха, а морскую форму с бушлатами и тельняшками Косявый утрамбовал в одну из крабовых ловушек и смайнал за борт. Пограничников отогрели и отпарили в, отделанной березовыми досками, сауне, переодели в чистое рыбацкое белье из запасов хозяйственного боцмана, напоили крепким и горячим чаем с галетами и заперли в самую большую каюту на нижней палубе. Две резиновые скоростные шлюпки с японскими подвесными моторами подняли на борт и закрепили на корме, накрепко притянув талрепами к палубе.

Игорь Смагин стоял на мостике и смотрел в кормовой иллюминатор, откуда прекрасно была видна, таящая в тумане черная туша, наполовину погрузившегося в темную воду океана, обреченного «пассажира», от которой тянулась серая змейка, плывущих вслед за «Громобоем» сотен таких живучих тварей, пытающихся найти спасение на обломках, «Спрута» — это все что осталось от крысиного экипажа «черного пассажира», символа уходящей эпохи.