Евгений Князев - Красный пассажир-2. Черный пассажир ‒ ритуальная чаша. Paint it black

— Пойми, Смагин, костгардов сейчас не интересуют ни наши трюма, ни ловушки, ни то, под каким мы флагом занимаемся браконьерским ловом краба. Здесь нейтральные воды и здесь российские законы не работают, и Дубина это прекрасно знает. Ему нужен «черный пассажир», на котором ты сейчас поднял русский флаг и на корме намалевал «Частная собственность». Смагин, да здесь металла на пару миллионов баксов и, я думаю, Дубина может просто пустить наш «Громобой» на дно со всей лихой командой и ни один мускул на его дебильной роже не дрогнет. Так что я готов к любым поворотам, а лучше «их» опередить и нанести упреждающий удар…

— Извини, Паша, конец связи, меня тут крысы атакуют…

Только сейчас Смагин заметил, что вся нижняя палуба покрылась лохматым, серым шевелящимся и визжащим ковром. А к нему по трапу медленно поднимаются с десяток крупных, размером с хорошую таксу, упитанных крыс. Казалось, они улыбались в предвкушении хорошего ужина. Скаля мелкие острые зубы и вращая красными, как у наркоманов, бусинками глаз, они мерзко шипели, очевидно, подбадривая друг друга и приближались все ближе и ближе.

Игорь вытащил из кармана куртки увесистый «макар» и передернул затвор. Этот незнакомый скрежет металла заставил на миг остановится нескончаемый серый поток. Одна из крыс, что была в авангарде серого войска, встала на дыбы, оголив розовый в пупырышках живот и начала внимательно рассматривать объект нападения. Смагин навел пистолет на крысу, но та лишь грозно зашипела и нервно задергала метровым хвостом.

«Да парень, здесь даже с «калашом» не прорваться» — подумал Игорь и посмотрел вниз, где, словно игрушечные раскачивались на океанской зыби «Громобой» и пограничный «костгард». Там, на палубе сторожевика, словно муравьи суетились с дюжину военных моряков. «Готовят шлюпку с пуски и досмотровую группу», — усмехнулся Смагин. Ну-ну, морячки, не повезло вам с командиром, но все же надо торопиться, Паша может сгоряча натворить глупостей, а мне видно пройдется прыгать».

Он прикинул высоту надводного борта и надстройки. Не менее пятнадцати метров, при неудачном входе в воду с такой высоты можно разбиться насмерть. Он вспомнил, как в молодости он прыгал в воду Индийского океана с крыла мостика сухогруза. Тогда капитан Илья Бышевец решил, после хорошего запоя по случаю двухнедельного ожидания причала на рейде порта Бомбей, провести шлюпочные учения. В тот день Смагин поспорил с боцманом Саней Нерушевым, что нырнет «головкой» с шлюпочной палубы, и он нырнул, но этого ему показалось мало, и он на виду у всего экипажа спланировал с крыла мостика. Игорь открыл глаза и в бурлящем потоке пузырьков воздуха, совсем рядом с собой увидел полуметровую морскую змею. Ее коричневое и плоское, в ярких красных узорах тело, извиваясь, поднималось на поверхность океана за очередной порцией живительного оксигена. Ее изумрудные глазки равнодушно взглянули на непонятный объект, но очевидно она была сыта и в хорошем расположении духа, отчего проигнорировала залетного морячка. В тот миг Смагин не успел испугаться, он просто любовался грациозной змейкой, хотя прекрасно знал, что от укуса вот такой красотки, любая живая тварь погибает мгновенно. Яд морских змеи в тысячу раз мощнее яда кобры. Ее, сверкающее всеми цветами радуги, тело плавно изогнулось, и морская владычица стремительно ушла в темную бездну океана. Но все это было в прошлом, а сейчас…

Эх, молодость, молодость! Когда его туловище, словно гвоздь в доску от точного удара молотком, вошло в плотную морскую воду, на миг показалось, что его тело сжал в своих мощных объятиях сам бог морей Посейдон. Страх улетучился, как только Игорь вынырнул на поверхность лазуревой воды и помахал и зрителям, среди которых была и его судовая подружка — молоденькая хохлушка родом из Донецка, дневальная Инночка Панченко. Она закрыла глаза руками и не отпускала их, покуда вновь не услышала голос своего возлюбленного. Он же, как родному отцу, во весь рот улыбался, вмиг протрезвевшему, капитану Бышевцу и быстро поплыл к трапу, опущенному к сомой воде.

«Ты что там творишь, самоубийца!» — заорал тогда побледневший от гнева, кэп, и он был конечно же прав.

— Здесь высота пятиэтажного дома, это же верная смерть, нет, мне такие экстрималы на судна не нужны».

После рейса Смагин списался, и больше не встречал на своем жизненном пути капитана Илью Бышевца. Злые языки поговаривали, что Бышевец вскоре умер от цирроза печени в кругу семьи, в малогабаритной гостинке по улице Нахимова во Владивостоке. Эти двенадцать квадратов ему выделало Дальневосточное пароходство за безупречный труд на благо Родины.